— Договорились, — миролюбиво сказал Эндрю, — а кто еще из девушек есть в экспедиции? — теперь ему хотелось перевести разговор в сторону Зининой матери.
— Ну лучше Аленки никого, — добродушно улыбнулся Миха, словно хвастался пока еще не своей девушкой. — Дарья Дмитриевна не про тебя, она звезда, в нее влюбиться все равно что крест на себе поставить. Вон Никитос совсем скис, смотрит на нее завороженно, а она только пользуется им. Так что категорически не советую. Есть еще, конечно, Марта Виссарионовна, но она старовата для тебя, — заржал Миха, — хотя опять же на любителя.
— Виссарионовна, — подхватил разговор Эндрю, — грузинка, что ли?
— Не знаю, на вид славянка и говорит без акцента, но точно не спрашивал, — ответил Миха и добродушно добавил: — Ты лучше с этой закрути, с которой прилетел, ну как ее, Викой. Девка молодая и вроде ничего. Правда, какая-то испуганная и руки в перчатках каких-то странных, но ничего, в этом деле руки не особо нужны, — сказал он и захохотал.
Эндрю стало неприятно, как грязно обсуждал быдловатый Миха раненую девушку. Да, именно раненую, и физиология здесь ни при чем. Конечно, он обратил внимание и на странные перчатки, и на то, что она по возможности прячет руки в карман, но раненой у нее была именно душа, и скорее всего, здесь виновники тоже не руки, так ранить душу могут только люди, близкие люди.
Вика, не зная, что в соседнем вагончике Миха обсуждает ее, тоже резко прошлась по молодому человеку.
— Так что этот неловкий богатырь, — объясняла ей девушка, представившаяся Аленкой, — мой назойливый поклонник. — Ей очень шло это имя, потому как она была румяная, с милыми ямочками на щечках и с толстой косой за спиной. Правда, эта русская красота была не пшеничная, как положено Аленкам из детских сказок, а черного цвета такого жгучего оттенка, что казалось, цвет не натуральный и к его созданию прилагались усилия стилистов. — Подарила бы тебе, да он так не отстанет, — снисходительно сказала красотка, переодеваясь из халата в спортивный костюм.
Вику обидел, впрочем, как всегда, снисходительный тон девушки. Обычно она с болью глотала такие высказывания, но вчерашний щелчок, что прозвучал так громко, видимо, изменил Вику навсегда.
— Я бы никогда даже не посмотрела в сторону этого тупого животного, — ответила она самоуверенной девушке, и сама испугалась тону, каким были озвучены смелые слова. С интересом после данного выпада на нее взглянула и новая соседка по комнате, видимо, не ожидая столь грубого высказывания от такой, как Вика. Она уже составила представление о невзрачной девушке и никакого подвоха от нее не ожидала.