14 мая. Вырвал зуб, страдал всю ночь и в заседание не пошел, сказавши, что не могу и что вопросы до меня не относятся.
15 мая. Сижу и пишу о Меншиковой башне[507]. Является В. Е. Румянцев в карете Уварова и говорит, что собрались и ожидают меня. Говорю: «Вы приводите меня в смущение». Поехал. Уваров, Кругликов[508], Брюзгин[509], Румянцев, Шервуд, Семенов, Зеленой и я. Предисловие генерала состояло в том, что наши археологические поправки могут идти в бесконечность, что дело вкуса решить невозможно и затребовал, чтобы мы указали чем заменять. Все это слова Шервуда. Генерал с ним уже наговорился. Я говорю: «Наша сила в отрицании только». Ответ: «К чему же это поведет? Это будет бесконечно». Я говорю: «Если б я знал чем заменить и как сделать, я бы подал на конкурс». Потом, в другой раз я сказал: «Если б я знал, как сделать, я бы 10000 взял с вашего высокопреосвященства и дело бы окончилось». Указали, какие надобны перемены. Шервуд восхвалил себя превыше небес, ни с кем в уровень себя не поставил. Говорит: «И. Е. Забелин обработал деревянное зодчество в совершенстве. Каменным никто не занимался. Я только его разработал. Никто этого дела не делал доселе. Вся публика признает мой доклад совершенством. Сколько я писем получил!»
Смысл всего заседания был таков, что фантаст запрятал за пояс археологов. Они выставлены притязательными без всяких оснований, помехою для дела. Все, и генерал стояли за фантаста, а мы, археологи, играли роль зайцев, за которыми гоняли. Я говорил: «Не одобряю двух башен по сторонам, идея готическая. Не одобряю наддверного украшения или покрытий тремя башнями, ибо оно загораживает лицо здания. Фасад фантастический, частично готический». Решено сделать их строителям с исправлением. При чем находится археология — не понимаю. Зеленой в конце отозвал меня к окну и сказал, взялся ли я за дело. Я говорю: «Взялся и думаю только как его сделать». «Ну, так мы устроим (плату то есть) и прощайте». «Сами не знают, что хотят», — сказала дочь Шервуда Станкевичам, передавая об отцовском проекте, когда его не признали годным к удовлетворению. Это передал мне Кетчер 29 мая в Семик, когда обедал у Пикулина[510].
13 июля. Был Уваров. Очень сердился на музей и особенно на Шервуда, к которому уехал от меня, звавши и меня, и которого разругал, как говорил мне Румянцев. Потом Румянцев, бывши у меня с Барсуковым, сказывал, что Уваров подал в отставку.
20 августа. Закладка[511].
Августа 22. Уваров был у меня, заезжал так, поговорить, как музей согласился на его ультиматум.