12 декабря. Был Хохлов[671], певец и др. за справкою о костюмах. Л. В. Селиванов рязанский. Дал ему 2 «Цариц», 2 «Опыта», 2 «Минина», 5 указателей, 4 «Домостроя», 5 «Наука»[672].
22 декабря. Четверг. Был у Сухаревой и так ознобил ноги, что простудился и засел дома.
26 декабря. Был Солдатенков К. Т. и сказал, что у Рахманова есть две иконы Рублева: Единородный и Триипостасное существо[673].
Встретил точь-в-точь как прошлый год. За столом, кой-что закусил. Оканчивал старый год тоскливо, не по себе, не в духе, как говорят. Потом несколько успокоился и поправился. По нездоровью весь праздник сидел дома.
Вечером телеграмма от великого князя: Москва. Исторический музей. И. Е. Забелину. Сердечно благодарю Вас и князя Щербатова. Желаю всего хорошего на наступающий год. Надеюсь увидеть Вас на днях. Сергей. СПБ. 1 января 1889. Подана 1-го в 6 часов 31 мин. пополудни, № 88. Получено в 9 часов вечера.
10 января. В 2 ¾ часа прибыл в музей великий князь Сергей Александрович на фотографическую выставку[674]. Оставался чуть не до сумерек. Особенно Гондати[675] своим бесконечным рассказом очень удлинил обозрение. При выходе я предложил идти в библиотеку. Он было отказался, но князь Щербатов настоял, и мы побежали вверх по лестнице. Встреча генерал-губернатора. Я пробежал, не простившись с ним. Да и не встретил его как подобало, ибо он приехал после прибытия великого князя. В библиотеке представил великому князю Новицкого[676]: сверх штата служит помощником. Обозрел шкафы. Хвалил залу, в три света, говорит. Ходил в боковые, круглые. Спросил: сколько всего книг. Станкевич[677] ответил: 180 тысяч. Это почтенная цифра, заметил. Затем сошли вниз и задами, кладовыми прошел к черному входу, к князю Щербатову. Здесь я: позвольте откланяться, ваше высочество. — Да, вам нельзя, здесь холодно. Это было уже в 4 часа 20 мин.
11 января. Среда. В 1 час 20 минут прибыл великий князь в музей. Я встретил (в фраке уже) на нижней площадке. Подавая руку, снял даже перчатку. Ходили по кладовым залам. Осматривал новые приобретения. Показывая и предоставляя его вниманию различные предметы, я всячески старался ввести его в круг наших интересов и способов приобретения, изображая всю технику этого дела. Безумную дороговизну запроса и наши решающие цены. Особенно был доволен разнообразием собираемых изразцов. Одежда Корнилова[678]. Щербатов сказал, что вот он желал ее отдать Севастопольскому музею, но Иван Егорович оставил здесь. Великий князь одобрил мое мнение, сказав, что это общее достояние, историческое (в этом что-то смысле). О зеркале помнит, что я его приобрел. Это вы, говорит, приобрели. Сундуки, коробки. — Это русские? Я говорю: русские изделия. — Но такие же немецкие? — Несомненно, по образцам немецким, но дело наше. Не помню всего, что было говорено по разным случаям.