Вообще я заметил, что все животные — кроме глупых коров, овец — отыскивают ваш взгляд и кажется по взгляду судят, кто вы такой — чи враг, чи мирный человек. По крайней мере утка, когда подходил я к утенятам или качатам, всегда выворачивала кверху голову, отыскивая мой глаз и пристально всматривалась, испытующим глазом хотела узнать, какое намерение я имею в отношении её любезных утят. Свинья смотрит больше на ноги, размышляя, вероятно, или задавая себе вопрос не съедобны ли они, нельзя ли их покушать. Лошадь также смотрит прямо вам в глаза. О собаке говорить нечего. Для них в человеке кажется один глаз только и существует, т. е. как предмет, который они понимают.
Степь пахнет большею частию скотским потом. Но надо сказать, что трава с каким-то сильным запахом. Например, сухое сено — точно розовый табак. Когда зелено — вид недурён. Впрочем, и не очень хорош. Вот молочай желтеет целые десятки вёрст. А вон чернеет какая-то трёхугольная полоса — это баштан. Чернеют здесь только шляхи и шляшки. На горизонте темнеют могилы.
Ночью стон чайки. Дикий ужасный крик чабана как крик форейтора (ямщика) в почтовой карете, когда он кричит.
Вчера Иван Петрович[1032] ужасно вспылил на меня за то, что я его же обвинил за неприятности поездки его с попом в Екатеринослав. Поп предложил ему ехать вместе, сказав, что квартира у нас будет славная и с этой стороны мы будем обеспечены. Что же вышло. Приехали, остановились у какого-то чиновника. Иван Петрович валялся на диванчике, подложив сальную подушку. Обедал у Морица и дома вообще не жил. Предложив из деликатности: что я должен буду? — он получил уклончивый ответ, которым однакож прямо сказали что «пожалуйста». Какое разочарование. Но что дать? Чиновник. Мало дать как-то совестно. Он по-барски дал три рубля. Да самого попа вёз туда и обратно даром на почтовых. Бричка была поповская? За всё за это ни слова приветливого.
Надо заметить, что поп ещё из самых умных и чувствительных здесь людей. Таковы здесь обычаи. Человечности нет, общежительности. Например, наш хозяин набрал нынче малины и повёз на базар продавать по 30 копеек фунт. По нашим обычаям следовало нам принести тарелку в поднос. Он мог быть уверен, что она будет оплачена. Тем более, что мы уже с полведра водки испоили на них, ласкаем детей. Иван Петрович фунта два конфет роздал им; я раза три давал монпансье. Сидору во время ярмарки дал 20 копеек на пряники. У нас, как мы переехали на дачу, хозяйка во всяком дворе сейчас же на поклон десяток яиц. А ласки меньше гораздо с нашей стороны. Конечно, яйца оплачены.