Дневники. Записные книжки (Забелин) - страница 69
После, когда Попов передал Дмитриеву, что он по ленности пропустит Беляева, Дмитриев свалил все на то, что в магистры пропустили, а теперь поздно, да и диссертация вещь все-таки достойная. Я возразил: но все-таки не докторская. Дмитриев ссылался, что и хуже представлялись. Вот и оправдание. Вот и мнения. Один то, другой другое.
7 марта. Воскресенье. Заседание в древнерусском искусстве[343]. Одоевский[344] битых полтора часа буквально занимал концертом, предложив длиннейшее и скучнейшее рассуждение, как вести дело. Часть художественна, 2 хозяйственна, 3 распорядительна. Билеты, стулья связанные, все подробности длинно, скучно, педантически. Пиквикский клуб. Буслаев читал лекцию о «Псалтыри» Лобкова и даже упомянул, между прочим, что об этом можно не одну лекцию прочитать. Вообще это не заседание, а преподавание, поучения.
8 марта. Понедельник. Обедал у Станкевич. Пикулин, Елена, Александр и я. После обеда до 10 часу сидели. Рассуждали о разных предметах и, между прочих о том, что из царей многие получают славу силами поколения, воспитанного предшественником. Например, Петр воспитал поколение, которое работало до Екатерины. Екатерининское также славно людьми, при ней литература проснулась. Но я забыл сказать, что поколение, составившее ей славу, двинуто при Елизавете именно наукою и литературою, т. е. университетом, который пробудил в обществе любовь к знанию, к литературе. Екатерина только подогревала и, как умная женщина и с теплым сердцем, умела заставить работать. Александровские люди воспитаны Екатериною. Николаевские — 12-м годом и идеями свободы и конституции 20-х годов. В политике 14 декабря, в литературе и искусстве — славные имена.
16 марта. Вторник. Вечером был у Станкевича. Были Матвей Корш и Федор Корш, Греков, Кетчер. Зашел разговор уже не первый раз о нигилистах. Я [отделывался][345] общими фразами, а затем высказал, что в нигилизме я не вижу особенно худого. Все на меня напали. Говорю, что у большинства это фразой начинается и фразой оканчивается, с молоду мало ли что входит в голову. Пойдет настоящая жизнь, все перемелет. Например, я сам наполнен был всяким сумасбродством. В доказательство, что я вру, мне приводили, как я воспитываю детей. Я ответил, что я матерьялист непрактический, в душе только. Вообще нападали на разврат мысли и поступков нигилистических. Но не говорили, каких поступков. Я сказал, что для меня все равно нигилистка и лицемерка — одно другому соответствует. Елена Константиновна стала было защищать, что у лицемерки есть хоть внешняя нравственность, т. е. привычки, правила, которые ее сохранят. Кетчер заметил: нет уж не защищайте, обе хуже. И, оказывается, лицемерие-то и нужно всем вместо нравственности. Говорили о религиозном чувстве, которое сохраняет человека. Но, когда я рассказал, что я всегда прихожу в умиление, и слезы на глазах навертываются, когда везут Иверскую, и толпа народа снимает шапки, и молится, какой хохот разразился, унять было нельзя. Вот, я говорю, нигилисты-то! О чем же, спрашивается, толкуем. Сами многое уже притворили в ничтожество, отбросили, а все еще ратуем против таких же нигилистов, только более последовательных, откровенных и прямых. Эта последовательность и откровенность и не нравятся нам. Нет, я говорю, все идет как следует, и нигилизм вещь не совсем дурная. Уж одно то [хорошо]