— Ты мог сам пригласить шеру Альгредо, — так же тихо продолжил Зако. — И, если бы на минуту перестал страдать, знал бы, что менестрель сбежал еще вчера.
Обиженно поднятые плечи короля дрогнули, но он не обернулся. А Энрике в который раз за последние два месяца подумал, что после смерти отца Кая словно подменили. Никогда он не был таким злобным дитятей. Впрочем, всего лишь неделю назад, на разбирательстве, он проявил себя как старый политик, что тоже ему не свойственно. То ли вот так странно взрослеет, то ли Шуалейда права, и кто-то его (не будем тыкать пальцами в темных шеров) сглазил.
Тем временем молчание в столовой тяжелело. Поза Альгредо становилась все более расслабленной, кольца дыма все более причудливыми. Закариас, расчленив яблоко, принялся за убийство апельсина. Бертран закаменел около двери.
— Ты прав. Я должен сам ей написать и… — Кай резко развернулся, оглядел столовую и велел: — Энрике, бумагу!
Послушные жесту капитана, лист гербовой бумаги и вечное перо легли на скатерть. С грохотом отодвинув стул, Кай сел и принялся быстро писать. Лишь поставив последнюю завитушку и запечатав конверт королевской печаткой, он отодвинулся, вздохнул и обернулся к Альгредо.
— Пожалуйста, Урмано, передайте это Таис. Я надеюсь, еще не поздно.
— Посмотрим, — ответил Альгредо, но глаза его потеплели.
— А теперь обед и дела, — велел совсем другой Кай, уже похожий на короля. — Прошу к столу.
Дождавшись, пока все займут места (Бертрану и Энрике достались те, что были приготовлены для неявившихся дам), Кай снова обратился к Альгредо:
— Вы что-то хотели сказать насчет советника Седейра, Урмано.
— Не только. Пока Ристана готовит почву для продления срока регентства, у нас есть некоторая свобода маневра… — начал Альгредо.
Пока он посвящал короля в последние изменения в расстановке сил, Энрике прислушивался к эфиру. Башня Заката бурлила и забивала помехами все, что только возможно, но все равно в кабинете чувствовалось что-то странное, словно чужой взгляд. Нет, не чужой… и бляха МБ покалывала.
«Наконец, — едва Энрике сжал бляху и сосредоточился на чужом присутствии, послышался слабый, тонущий в гуле крови в ушах, голос Дюбрайна. — Что у вас происходит? Я не узнаю Кая».
«Понятия не имею. Он со смерти отца такой», — мысленно ответил Энрике.
«Ты проверял на проклятие болотного огня?»
«Нет, конечно. Его не используют уже лет триста».
«Мышиного короля тоже. Тем не менее, ты этой ночью собственноручно дочищал его последствия».
Последующие мысли Энрике старался думать тише по причине их нецензурности, но Дюбрайн все равно услышал и согласился.