Разбуженный ярким солнечным светом, я обнаруживаю, что хижина пуста. Мое ложе заслоняет дверной проем, а я лежу прямо на земле.
Поспешно вскочив, я навожу порядок. Подбираю разбросанное кругом сено и покрываю им водворенное на прежнее место ложе. Теперь можно позвать Игнатия.
Игнатий появляется немедленно. Он, видимо, был где-то поблизости и видел, в какой позе я спал. Но я делаю вид, что ничего об этом не знаю и ни о чем не догадываюсь.
— Ночью здесь, кажется, был лев.
— Да, бвана, очень большой лев.
— Посмотри, нет ли его следов рядом с хижиной. Он как будто проходил мимо моей двери.
— Хи-хи-хи, — засмеялся Игнатий. — Я уже видел. Вот тут есть следы… Хи-хи-хи… Бвана испугался?
— Мне непонятен твой смех. Почему не били в барабаны? Разве никто ничего не слышал? Ведь лев мог унести теленка или козу.
— Э, нет, бвана, этот лев — добрый лев. Он никому не причинит зла. Почти каждую ночь он ходит мимо на водопой. Его не надо бояться.
В Африке мне приходилось сталкиваться со многим, но чтобы львы подразделялись на добрых и злых — такого я еще не слышал. И все же ночь эта останется в моей памяти надолго. Ночь, проведенная по соседству с «добрым львом».
— Я сейчас же пошлю мальчика известить джумбе о вашем возвращении, — оказал отец Лонжинус во время завтрака.
— Не надо, — перебил его седобородый монах. — Об этом уже знает вся деревня. Сегодня с шести часов утра все только и говорят о приключениях вазунгу, о том, что и у кого он купил.
И действительно, не прошло и четверти часа после нашего разговора, как я услышал голоса на веранде. Когда я вышел узнать, в чем дело, то увидел рослого, опрятно одетого полицейского, который доложил мне, шаркнув босой ногой:
— Все готово, король ждет.
За спиной полицейского толпились подростки. Глаза их светились любопытством.
— А маски будут? — поинтересовался я.
— Все будет, — ответил полицейский и еще раз лихо шаркнул ногой.
Стоило мне выйти на главную улицу, как со всех сторон начал собираться народ. Толпа постепенно увеличивалась. Откуда-то появились блюстители порядка в мундирах цвета хаки, с огромными таблицами на груди. Образовалось настоящее шествие.
Впереди шел полицейский, преисполненный сознания огромной важности выполняемой им роли. Он артистически жестикулировал руками, как будто регулировал движение в Лондоне на Пикадилли. Двое его помощников шли по бокам, призывая публику разойтись:
— Бвана мкубва идет!.. Бвана мкубва!
Но на них никто не обращал внимания — любопытство брало верх над субординацией. С каждым шагом становилось все труднее и труднее прокладывать себе путь. Так, пробираясь сквозь толпу, мы добрались наконец до футбольного поля. В воротах стояло широкое, плетенное из тростника садовое кресло. Едва я опустился в него, как за спиной у меня собрались многочисленные представители местной власти.