- Нажрались, собаки... Эх, кабы достать!..
И вдруг не то возбужденно-радостный, не то по-звериному злобный голос из казачьей цепи:
- Бачь! та це ж ты, Хвомка!! Ах, ты ммать ттвою крый, боже!..
И сейчас же из-за дерева воззрился говяжьими глазами молодой гололицый казачишка, весь вылез, хоть стреляй в него.
А из солдатской цепи также весь вылез такой же гололицый Хвомка:
- Це ты, Ванька?! Ах, ты, ммать ттвою, байстрюк скаженний!..
Из одной станицы, с одной улицы, и хаты рядом под громадными вербами. А утром, как скотину гнать, матери сойдутся у плетня и калякают. Давно ли мальчишками носились вместе верхами на хворостинках, ловили раков в сверкающей Кубани, без конца купались. Давно ли вместе спивалы с дивчатами ридны украинские писни, вместе шли на службу, вместе, окруженные рвущимися в дыму осколками, смертельно бились с турками.
А теперь?
А теперь казачишка закричал:
- Шо ж ты тут робишь, лахудра вонюча?! Спизнался с проклятущими балшевиками, бандит голопузый?!
- Хто?! Я бандит?! А ты що ж куркуль поганый... Батько твий мало драл с народу шкуру с живово и с мертвово... И ты такий же павук!..
- Хто?! Я - павук?! Ось тоби!! - откинул винтовку, размахнулся - рраз!
Сразу у Хвомки нос стал с здоровую грушу. Размахнулся Хвомка - рраз!
- На, собака!
Окривел казак.
Ухватили друг дружку за душу - и ну, молотить!
Заревели быками казаки, кинулись с говяжьими глазами в кулаки, и весь сад задохся сивушным духом. Точно охваченные заразой, выскочили солдаты и пошли работать кулаками, о винтовках помину нет, - как не было их.
Ох, и дрались же!.. В морду, в переносье, в кадык, в челюсть, с выдохом, с хрустом, с гаком - и нестерпимый; неслыханный дотоле матерный рев над ворочавшейся живой кучей.
Казачьи офицеры, командиры солдат, надрываясь от хриплого мата, бегали с револьверами, тщетно стараясь разделить и заставить взяться за оружие, не смея стрелять, - на громадном расстоянии ворочался невиданный человеческий клубок своих и чужих, и несло нестерпимым сивушным перегаром.
- А-а, ссволочи!.. - кричали солдаты. - Нажрались, так вам море по колено... мать, мать, мать!..
- Хиба ж вам, свиньям, цию святую воду травить... мать, мать, мать!.. кричали казаки.
И опять кидались. Исступленно зажимали в горячих объятиях - носы раздавливали, и опять без конца били кулаками, куда и как попало. Дикая, остервенелая ненависть не позволяла ничего иметь между собой и врагом, хотелось мять, душить, жать, чувствовать непосредственно под ударом своего кулака хлюпающую кровью морду врага, и все покрывала густая - не продыхнешь - матерная ругань и такой же густой, непереносный водочный дух.