— Трогай, — велела ему, и только когда карета взлетела в воздух, почувствовала себя в безопасности. Странно, но Беллингтон стал для меня настоящим домом — родным, уютным, безопасным. А ведь я всего-то прожила в нем три месяца. Наверно, дело не в доме, а в его хозяине — рядом с Кристианом я чувствовала себя самой счастливой. Не представляю, как смогу расстаться с ним. Чем ближе помолвка с Готтоном, тем сильнее я ненавижу своего будущего жениха, хотя, конечно, он не виноват. После того, как мы с Кристианом вернулись в графство, Готтон прислал мне письмо, в котором дал понять, что не слишком счастлив предстоящей женитьбой на мне. Какие интересы преследует он, я не знаю, да и для Кристиана планы брата не всегда понятны и предсказуемы. Вот и в этот раз он не смог сказать мне, чего добивается Готтон, соглашаясь на свадьбу.
Дорога в Беллингтон заняла не менее пяти часов. По пути нам то и дело приходилось останавливаться, так как лошади были старыми и не выдерживали долгого полета. Это бесило меня, ведь я рассчитывала прибыть еще до того, как Кристиан возвратиться домой с охоты, на которую он отправился еще до рассвета. Дело в том, что вампир запрещает мне путешествовать в одиночку, упрямо отказываясь понимать, что появиться в таверне мистера Вильца вдвоем мы никак не можем — сразу же привлечем к себе внимание.
Расставшись с извозчиком у крепости, я вошла в город, где наконец-то смогла нанять приличную карету.
Как и ожидалось, Кристиан был уже дома, о чем мне стало известно благодаря Лаэртасу — огромному молочного окраса псу, выбежавшему мне навстречу. Тот, как это обычно случалось после разлуки, кинулся на меня, принявшись любвеобильно покрывать меня слюной. Не удержав его далеко не самую легкую тушку, я упала, чему Лаэртас несказанно обрадовался — теперь он уже лизал мне лицо и уши.
— Правильно, Лэр, откуси ей голову — она ей все равно не нужна, — раздался над нами голос Кристиана. Услышав хозяина, пес оставил меня в покое. И тогда я увидела вампира. Он стоял, скрестив на груди руки, и с укором взирал на меня — распластанную на траве. Воспитание не позволяло ему игнорировать манеры, а потому, несмотря на злость, которую, он, без сомнений, сейчас испытывал, не помочь мне подняться, не мог.
— Почему-то это мне не нужна моя голова? — осведомилась я, отряхиваясь. Смотреть ему в глаза не решалась.
— Потому что в ней пусто, — холодно отозвался вампир. Нечасто можно услышать от него подобный тон, по крайней мере, по отношению ко мне, но сейчас он злился. И его можно понять — наверняка, вернувшись домой и не застав там меня, он взволновался, возможно, решив, что меня выкрали.