- Голубушка, - сказала Крицяк. - А я думала, с вашими-то хоромами у тебя денег куры не клюют!
И посоветовала пустить в дом дикарей. Орыся послушалась. Правда, комнаты в особняке сдавать не решилась, поселила постояльцев во флигеле. Недели через три у нее было и на поездку, и на обнову для сына. Более того, купила наконец себе умопомрачительные импортные сапоги, а Василю - дорогую меховую шапку. В Средневолжск уехала, оставив на попечение тети Кати особняк и жильцов.
При воспоминании о встрече с мужем у нее до сих пор каждый раз ноет сердце. Ни о каком возвращении Василь и слышать не захотел. Увидеть Димку не разрешил. Орыся упрашивала, умоляла, но натолкнулась на решительное "нет".
- Ты сделала выбор добровольно, - отрезал Швадак.
И попросил их с сыном больше не беспокоить. У нее взыграла гордость, обида. Бросив подарки, тут же села в обратный поезд. Заехала в Москву на десять дней - не пропадать же впустую отпуску.
В ее отсутствие тетя Катя заселила курортниками помимо флигеля еще половину особняка. Так что дома Орысю ждали солидная выручка и... посылка от Василя. С детской шубкой и ондатровой шапкой. Еще один удар по самолюбию.
- Не переживай, - успокаивала ее тетя Катя.
Что бы Орыся без нее делала? Крицяк дневала и ночевала у нее, а затем и вовсе перебралась, пустив в свою однокомнатную квартиру, которую с превеликим трудом выхлопотала в исполкоме, курортников. Они устроились во флигеле, отдав весь дом дикарям. Иной раз в особняке одновременно жило до двадцати пяти человек. Появились и постоянные клиенты, которые "бронировали" койки на несколько лет вперед. Например, мать Эрика Бухарцева, которую сын привозил в Трускавец на машине. Крицяк даже завела специальную тетрадку, где вела учет движения проживающих. Она же прибирала в доме, обстирывала жильцов. Не бескорыстно, разумеется.
Орысе завидовали. Еще бы - молодая, красивая, богатая и свободная!
Но только подушка знает, сколько Орыся пролила слез. Иногда разлука с сыном становилась невмоготу. И тогда она срывалась, бежала на вокзал и уезжала в Средневолжск. Хоть одним глазком, издали поглядеть на Димку. Возвращалась она в Трускавец опустошенная, разбитая и несколько дней не высовывала носа из флигеля.
...Тихо скрипнула дверь - это тетя Катя проверяла, спит ли хозяйка. Орыся сделала вид, что уснула. Не хотелось никого видеть, ни с кем разговаривать.
Жить не хотелось.
В город она вышла на третий день. Было солнечно, морозно. Снег сверкал на Яцковой горе, Городище и Каменном горбе. Вообще в этом году стояла непривычно холодная зима. Орыся вырядилась в дубленку, на голове - мохнатая песцовая шапка, на ногах - роскошные финские сапоги. Приезжих было не так, как летом, но все равно много. У домика с островерхой башенкой над источником "Эдвард" ее окликнули. В румяной молодой женщине она узнала Одарку Явтух. В санатории "Алмаз", где работала в свое время Орыся, Одарка была массажисткой. Она и до сих пор там.