По прямой они расположены всего в пятидесяти километрах от Окаванго, поэтому я направился к ним именно с этой стороны. Две вершины из слюдистых сланцев сходятся под прямым углом друг к другу. Одна из них, Самец, срезана, как крепостная стена. Другая вершина, Самка, куполообразная. Вершины кажутся какими-то нереальными посреди окружающего их леса.
Многочисленные антилопы, стада зебр, даже жирафы охотно пасутся у этих скал, хотя обстановка здесь (высокоствольные леса) непривычна для них… Бушмены же, восхищенные этим чудом природы, устроили здесь святилище.
Они окрестили одну из скал Цодилло Самцом, потому что он выставляет напоказ только суровые обрывы. Другую же назвали Самкой, потому что на вершине, сколь бы удивительно это ни показалось, находится источник Материнский. Ежегодно в сезон дождей соседние бушменские общины располагаются лагерем у подножия Самки и поднимаются пить воду из источника. Там же проводятся религиозные церемонии.
Мой проводник Кехоре Хилли, байту из обитающего на болотах племени байейе, успел рассказать мне все это, пока мы устраивали лагерь. Атлетически сложенный Кехоре был заядлым охотником. Он завоевал симпатии бушменов и часто участвовал-в псовой охоте.
До нас Цодилло видели из европейцев лишь Пассарге в 1907 году и Манне в 1913 году, но они осмотрели массив слишком бегло. Они сняли несколько копий с монохромных, ровных по колориту рисунков, украшавших только (это их мнение!) западный склон Самки.
Утром на плоской площадке на вершине я увидел только пепел костров, обглоданные кости, сухие дынные корки, заброшенные бревенчатые корытца для собак. Был сухой сезон, и бушмены занимались охотой. Зато на ребристых поверхностях слюдистых сланцев, а также по сторонам крутой тропинки я увидел множество рисунков. Здесь были изображены оранжевым лимонитом носороги, жирафы, антилопы-ориксы, обезьяны, гиеновые собаки и так далее. Количество рисунков явно преобладало над их качеством. Это была прекрасная работа воображения, но не большое искусство.
Следуя за фресками, мы поднимались от уступа к уступу по головокружительной тропинке. Я назвал ее Дорогой Жажды. Эта лестница из естественных блоков, привалившихся к отвесной стене, привела нас на площадку, на которой бушмены обнаружили воду.
Но сейчас вода иссякла даже в глубокой воронке, на краях которой были видны следы животных. Наши люди спрыгнули в яму, пробили твердую корку и, не привередничая, напились тошнотворной черной жидкости, собранной ими в дыре.
Кехоре Хилли показал мне скалу, на которой священнодействовали служители культа — мумки. В скале было высечено углубление в форме колена, разумеется, чтобы помочь какому-то ритуалу. Здесь, наверху, жрецы призывали верховного бога и духов, выпущенных им в мир — Xисе, Исеба, Ксюэ. Бушмены просили благословения, отправляясь на охоту, или здоровья. Вид, открывшийся с утеса, отличался величавостью. Воздух был одновременно и пронизан светом, и затуманен маревом. Лес простирался до самого горизонта, сливаясь с небом. Несколько грифов парило в воздухе, выискивая добычу, обнаружив ее, грифы стремительно пикировали вниз. Над макушками деревьев блуждали головы жирафов.