Бирманцы садились на пароход не только на пристанях. Иногда какой-нибудь селянин кричал с берега, и пароход замедлял ход. Человек бросался в воду, и скоро десяток благожелательных рук протягивались ему навстречу, помогая выбраться на палубу. Но чаще всего от берега отплывала узкая стремительная лодка, пристраивалась к пароходу и высаживала пассажира на борт с его багажом. Раза два наш галантный капитан останавливал пароход по просьбе женщин, находившихся на берегу. Ну чье сердце могло устоять против просьб столь обаятельных бирманок, нарядившихся в лучший костюм — шелковый яркий тамейн и нейлоновую блузку для следования на базар! Более решительные мужчины, желавшие попасть на наш пароход, ставили свою лодку прямо посередине фарватера, вынуждая пароход остановиться. Капитан сердито ворчал: «Задерживают почту», но брал новых пассажиров, и плавание продолжалось.
Жизнь на реке била ключом. На каждой пристани пароход принимал новые группы пассажиров и высаживал прибывших к цели. Грузчики грузили и разгружали различные товары, которые доставлялись прямо к борту парохода невозмутимыми вездеходами-быками, для которых, казалось, не могло существовать плохих дорог. Рыбаки предлагали пассажирам рыбу корзинами за гроши. Женщины колотили, мыли, полоскали, выкручивали белье. Девушки приходили купаться. Привлекательные, миловидные, они входили в воду в своих лонджи и плавали, как рыбы, несмотря на прилипшую к телу одежду. Девушки, как и мужчины, будь даже совершенно одни, всегда купаются в лонджи; в запасе у них всегда есть сухая одежда, которую они тут же меняют.
Под жарким солнцем масляная поверхность воды отражала каждый предмет, в ее глубокой синеве четко и выпукло вырисовывались паруса баркасов и высокие берега. Дикие гуси и журавли рыбачили в воде или толпились на берегах, бакланы лениво покачивались на поднятой пароходом волне. Там и сям по берегам виднелись ярко-зеленые грядки лука, гороха, бобов. Мохнатые, в густой растительности горы поднимались терраса за террасой и переходили в скалистые вершины, теряясь в дымке на горизонте. Они переливались различными оттенками, от бледно-зеленого (бамбук) до терракотового (дерево дхак). Но доминировал цвет мальвы и гвоздики. Верстовыми столбами шагали мимо гигантские деревья с выбеленными солнцем стволами.
Наконец мы прибыли в ближайший к Пагану порт Навантью, и перед нами открылся заколдованный мир, мир вечности, где время измеряется столетиями. Паган был когда-то знаменитым центром буддизма. Начиная с IX века, эпохи мусульманских нашествий, здесь искали убежище многие буддисты из Индии. В XIII веке Паган был разрушен монголами Хубилая, и с тех пор город погрузился в долгий непробудный сон. Кактус и дикая слива царствуют ныне там, где некогда стояли дворцы гордых бирманских королей. Пять тысяч памятников разбросаны на большой, выжженной солнцем равнине. Некоторые памятники ярко-красного цвета, другие сверкают ослепительной белизной. Время и чужеземные вандалы, выдававшие себя за археологов, обезобразили ценнейшие фрески, скульптуры. Однако некоторые храмы все еще поддерживаются населением в хорошем состоянии и являются местом паломничества множества буддистов страны. И сейчас Паган поражает воображение человека. Но как бы ни были красивы и величественны эти роскошные памятники старины, большинство их безжизненно, они оставляют грустное впечатление.