Достопочтенный судья И. нравится мне значительно больше, хотя, конечно, за свою роскошную квартиру в старом феодальном дворце он платит не из одного только жалованья. Он хороший, добросовестный юрист, у него солидная библиотека, в которой не только книги по специальности, но и художественная, и историческая литература, его погреб отлично укомплектован винами и горячительными напитками, которыми он при случае с чисто испанским гостеприимством потчует своих посетителей. Он старый приятель Хосе по деревне и принимает его очень сердечно, хотя ему отлично известно прошлое и политические взгляды моего друга. Разумеется, он не говорит о политике, да и к чему говорить? Мало-помалу до меня начинает доходить, что есть два сорта испанцев: те, которые славословят Франко, — их немного, — и те, которые в разговоре с иностранцем вовсе не упоминают его имени, — их большинство.
Особенно сердечно приветствует Хосе еще один, на этот раз более молодой с усами человек, воздерживаясь, впрочем, от всякой аффектации, — как-никак, мы все-таки на улице. Этот бледный человек пишет стихи и новеллы, на гонорары с которых он не может прокормить свою семью. Вот почему он счастлив, что может сотрудничать репортером в гранадской фалангистской газете «Родина», хотя газета эта, издающаяся тиражом всего в три тысячи экземпляров, никак не может порадовать его жирными гонорарами. (Другая провинциальная газета, католический «Идеал», выходит тиражом в двенадцать тысяч экземпляров, хотя и это не бог весть какая потрясающая цифра.)
— Этот парень себе на уме, — сказал мне потом Хосе. — Он остерегается высказывать в своей газете собственное мнение, за что впоследствии, быть может, придется отвечать. Он сообщает факты или берет интервью. Он чует, что придет время, и все в Испании переменится. По этой же причине он старается быть со мной в хороших отношениях.
Тетушка Кармен с утра до вечера заправляет своей чуррерией на улице Кармен, и можно только гадать, слыхала ли она хоть раз в жизни что-нибудь о политике, так гордо, вне потока времени, стоит эта полнотелая с высокой грудью женщина за сковородкой, на которой скворчат в масле чуррос — особый вид толстой, короткой вермишели. Любители этого блюда жуют тут же стоя. Чуррос были и при монархии, свободно продавались и при республике, а у фашистов совсем другие заботы. Возможно, добрая женщина думает, что коммунисты, если они придут к власти, захотят есть ее чуррос бесплатно. Ну а если они будут платить, она, разумеется, будет за милую душу продавать чуррос и им. Она рада, что ее сын работает за границей, там он зарабатывает гораздо больше. Хосе привез ей от сына конверт, в нем банкнота — это-то всегда пригодится!