А он каждый день совершал свой неизменный ритуал, морщась от боли в натёртой от протеза культе и вглядываясь в лица русских военных, в надежде встретить того самого офицера.
Мысль о том, что ему непременно нужно найти того русского, стала той ниточкой, что делало его жизнь хоть немного осмысленной. Несколько раз его останавливал русский патруль, но, проверив документы и содержимое свёртка, отпускали. Уже все знали о том, что он ищет какого-то русского, которому сшил туфли, и считали его немного сумасшедшим. А он всё ходил и ходил по городу, украшенному портретами русского Сталина и красными флагами. Всё точь в точь, как и говорил гауптман тогда, в 41-ом году. Да и жив ли тот гауптман? Может молох войны и его перемолол?
И вот сегодня Шмульке не поверил своим глазам, увидев того, о ком не забывал все эти годы. Тот самый русский, правда в гражданском костюме, сидел за столиком вместе с ещё несколькими русскими офицерами и, задумчиво глядя перед собой, небольшими глотками пил из большой кружки пиво.
Мои спутники невольно напряглись, а Волков с Ухтомским вскочили, положив руки на кобуры. Я тоже встал, вглядываясь в спешащего к нашему столу странного немца.
– Шмульке? Ганс? Вы живы? – я хоть и с трудом, но узнал того самого фельдфебеля, что со своими подчинёнными помогал нам чинить технику в самом начале боевого пути отряда специального назначения.
– Так точно, герр гауптман, жив, – Шмульке попытался изобразить строевую стойку, но поморщился от боли.
– Что с вами, Шмульке? – обеспокоенно спросил я, – Вам плохо?
– Протез, герр гауптман, натирает, – он слегка переминался с ноги на ногу.
– Присаживайтесь с нами, Ганс и рассказывайте, – я повернулся к Волкову, – Вань, не в службу а в дружбу, организуй стул товарищу. Кстати, знакомьтесь, это фельдфебель Ганс Шмульке. Он в 41-ом здорово нам помог в Белоруссии. – представил я того всем. Смотреть на немца стали значительно дружелюбнее.
Выслушав историю Ганса я лишь покачал головой. Повезло мужику, что тут скажешь.
– Ну а здесь вы какими судьбами, Ганс?
– Ах, да, простите, забыл, герр гауптман, – он положил на стол свёрток и принялся развязывать шнурок, которым тот был перемотан, – Вот. Я проиграл то пари и это моя плата.
На столе лежала пара даже на вид отличных мужских туфель.
Расстались с бывшим фельдфебелем вполне дружески. Я взял его координаты. Надо будет в комендатуре Берлина попросить помочь ему. Может работу какую подкинут. Всё же выручил он нас тогда очень даже сильно.
А в комендатуре меня ждала телеграмма; " Немедленно вылетай Москву вскл Код Алый четыре вскл Иванов тчк"