Пока не спеша шли до дома Фёдора, где мне выделили для проживания целую комнату, как выразился Николай "чтобы на виду был", я жадно смотрел по сторонам, пытаясь угадать, где и что будет построено в будущем. Помогали оставшиеся в 21ом веке ориентиры. Водонапорная башня, Башкирская гимназия, в этом времени педагогическое училище; ориентируясь по ним более менее смог определиться. Конечно город изменился за этот, почти, век, но оставался вполне узнаваемым. А заводской гудок был таким родным, что, прикрыв вдруг заслезившиеся непонятно из-за чего глаза, я ощутил себя дома. Дом, теперь мой дом здесь. И моя задача сделать так, чтобы этот дом был как можно более крепким.
Откуда-то донёсся умопомрачительный запах чего-то вкусного и домашнего. Бросил взгляд на часы. Почти 8 часов утра. Пора вставать. Судя по звукам из кухни Татьяна уже давно на ногах. Вчера, когда меня привели в этот дом, она первым делом принялась осматривать мои раны и синяки и тоже намазала какой-то мазью. Похоже это уже входит у всех в правило мазать мою физиономию разными вонючими субстанциями. Потом мы с Фёдором были накормлены вкуснейшим ужином и напоены чаем с лепёшками. Чуть погодя пришёл Николай и мы там же на кухне продолжили нашу, начатую ещё в камере, беседу.
– Я так думаю, что пришло время поговорить обстоятельно в спокойной обстановке, – Николай чуть склонив голову внимательно посмотрел мне в глаза. Как же хорошо я помнил этот его взгляд. Ещё там, в моём времени это означало только одно; говорить придётся правду и только её. Да и не было желания у меня врать.
– Я тоже так думаю. Пора поговорить. В первую очередь вам нужно знать, что скоро начнётся война. 22 июня 1941 года Германия без объявления войны нападёт на СССР. Война будет страшная. Немцы дойдут до самой Москвы и только благодаря неимоверным усилиям будут отброшены от столицы. И не надо лапать кобуру, – на всякий случай предупредил я.
Николая, рука которого непроизвольно опустилась на оружие, – Пристрелив меня ничего не изменишь.
– А с тобой, стало быть, изменишь? – затянувшись самокруткой спросил Фёдор.
– Со мной больше шансов что-либо изменить. Во всяком случае если в ходе войны мы потеряем не почти 30 миллионов человек, а хоть на чуток меньше, то можно будет сказать, что жизнь прожил не зря.
– Сколько!? – одновременно спросили оба мои собеседника, вставая при этом из-за стола. Почему-то показалось, что сейчас меня будут бить.
– 30! Миллионов! Человек! – с нажимом разделяя слова ответил я, – и большинство из них это мирные жители.
Николай с Фёдором с минуту молча мерились взглядами, словно решая, что им делать с этим пришельцем из будущего, которое оказалось не таким уж и радостным, а потом всё так же молча уселись обратно. Фёдор мотнул головой куда-то в сторону печки и Николай, перегнувшись через спинку стула, достал откуда-то довольно объёмную бутыль с прозрачной жидкостью и плотно притёртой деревянной пробкой. Тут же на столе появились три гранёных стопки. Разлив в каждую до верха, Фёдор молча расставил стопки перед каждым. Так же молча выпили крепкий и прозрачный как слеза самогон.