Но, пожалуй, главным было другое. Припомним: в эпосе присутствовало указание на событие и фактически отсутствовало изображение события, его описание, вместо него фигурировали устойчивые формулы, вроде «Сид, в час добрый надевший шпагу». Множество вещей не изображалось по принципиальным соображениям, но также и, в частности, из-за отсутствия соответствующих кодификаций, т. е. закрепленных способов описания. В сущности, технически, несмотря на тематическое расширение, роман об Амадисе представляет собой монтаж из таких уже установившихся описаний, устойчивых клише и разработанных по соответствующим куртуазным нормативам тоже клишированных диалогов между персонажами. Техника общих мест в нем, конечно, несколько расшатывается, но определенно сохраняется. Показательно в этом смысле одно из таких описаний — путешествия по морю на Дьявольский остров: «А когда плыл Рыцарь Зеленого меча со своей дружиной при попутном ветре в Константинополь, как уже говорилось, вдруг все — так это обычно и бывает — пошло как назло не в ту сторону, море разбушевалось, и так сильно, что ни корабль, а он был большим, ни моряки, а они были куда какими опытными, не могли с бурей управиться, и подверглись их жизни смертельной опасности; дождь был таким сильным, а ветер таким порывистым, небо таким темным, что впали все в отчаяние. И не спасти бы им свою жизнь, кабы не милость Господняя, потому что денно и нощно корабль заливало водой, которой, как ее не выливали, не убавлялось, и не было у них возможности ни поесть, ни попить, как людям подобает»[9].
Перед нами не что иное, как воспроизведение имеющего устойчивое богословское толкование известного и описываемого Евангелием эпизода «буря на море», когда Христос спас учеников, взмолившихся о спасении. Это традиционное толкование таково: в море человеческой жизни часто случаются бури. Эти бури — разные несчастья, которым подвержен человек. Но более всего несчастьям подвержен человек, живущий без Бога. Если такого человека застает буря, она может оказаться для него гибельной. Вообще, если вера спит, вокруг будут бушевать бури невзгод. Но если обратиться с мольбой к Спасителю, и эта мольба будет искренней, он придет на помощь.
Это толкование сделалось средневековым клише, а сам сюжет попал на страницы романа об Амадисе. С существенным различием. Выстраивая последовательность смыслов, богословский поиск предполагает такую интерпретацию, когда за первым непосредственным смыслом открывается второй, а потом — третий и т. д. И это оказывается возможным именно потому, что, в принципе, устройство мира известно. Вспомним, однако, то, о чем говорилось выше: в это историческое время происходит умственная перестройка. Мир становится другим, принципиально неизвестным, никакой уверенности в вещах нет и во всем нужно самолично удостоверяться. И это тоже ново и необыкновенно: поскольку в предшествующую эпоху наличие общего порядка на земле и на небе гарантировало жизненную предсказуемость, постольку расшатывание мироустройства делает человека щепкой в океане обстоятельств. Привлекая к этим самым обстоятельствам повышенное внимание, обостряя к ним любопытство. Автоматизм толкований отменяется. Все символические и аллегорические значения как бы уходят на задний план, переставая осознаваться, открывается нечто такое, что предстоит наделять смыслом и делать это самому, с собственной колокольни усмотрения.