Искусственному миру вроде бы противостоит естественный мир, мир резервации. На самом деле это не так. Отвратительно и там и здесь, и у Хаксли на этот счет нет ни капли руссоистских иллюзий.
Дивный новый мир оказывается миром суррогатов, голой технократии, инженерии и физиологических инстинктов. Это в чистом виде обезьянник. Поклонник Шекспира Дикарь Джон в ужасе припоминает: «Жизнь — это история, которую пересказал дурак, в ней много слов и шума — нет лишь смысла.» Обитатель дивного мира — кретин, не помышляющий ни об истине ни о свободе. Дикарь Джон кричит: «…не хочу удобств, хочу Бога, поэзию, настоящую опасность, свободу…». Главноуправляющий: «Вы требуете права быть несчастным…»
Здесь на самом деле большая проблема. Хочу, однако, сказать, что если человек — существо из царства природы, как утверждали Евгений Базаров и Зигмунд Фрейд, тогда действительно такой остров — истинное счастье и нечего больше желать. Но ведь это глупости, что человек — животное, пусть даже мыслящее… Самое главное, что человек — не животное. По сравнению с животным у человека отношение к жизни совершенно перевернутое. У животного, полностью обусловленного физиологией и влечениями, есть сознание, но у него нет самосознания, оно не владеет собой, оно себе не хозяин. Иными словами, животное видит и слышит, не зная, что оно видит и слышит, а человек, так сказать, представляет себя в третьем лице, а третье лицо — это и есть самосознание. На иронию и юмор по отношению к самому себе способен только человек, и поэтому человек есть существо, превосходящее себя и мир. Как писал немецкий философ Шелер: животное всегда говорит жизни «да» (его «нет» обусловлено физиологией — пережрал, больше не могу). Но человечность состоит в том, чтобы всякий раз прорываться из царства природы в царство свободы и, делая усилие, воссоздавать себя, ибо человек рожден для усилия как птица для полета.
А если говорить о технических новшествах, то самая сверхразвитая техника прекрасно уживается и соседствует с самыми грубыми суевериями. Коллективное самоубийство группы высококвалифицированных компьютерщиков, пожелавших переселиться на пролетавшую мимо комету, — тому свидетельство. Техника — это продление в человеке линий природы, а не развитие духовного усилия.
Иероглиф одиночества, или Об одном рассказе Франца Кафки (1883–1924)
Трудно припомнить в мировой литературе писателя, чье имя стало бы в такой степени нарицательным, в какой им стало имя Кафки. Эпитет «кафкианский» вошел во все языки и значит: мрачный, странный, причудливый, непонятный, запутанный, абсурдный… Есть анекдоты, например, перифраз строки из известной песни советских времен: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью» — вместо «сказку» вставляли «кафку». Иногда ужас измеряются «кафками» — 2 кафки, 3 кафки…