Смотрю, взял директор мои бумаги, подписал и отдает мне. И все молча. Он молчит, и все, кто на совещании, тоже молчат. Так я и выскочил из кабинета, не услышав ни слова. Зато в приемной наслушался. Вот, кричала секретарша, я и такой, я и этакий. А я себе думаю: «Кричи, кричи, я уже свое сделал». Потом еду домой с торфокрошкой, стараюсь думать о чем-нибудь другом, а все вспоминается, как директор, понимаешь, молча мои документы подписывал…
А другая секретарша так станет в дверях, руки в стороны разведет и стоит, как крест какой, — не отпихнуть. И просишь, и молишь, и улыбаешься услужливо — подлизываешься. Ничего не помогает. «А вы мне не указывайте… А вы меня не пугайте… А я сама знаю, что делать», — только и слышишь. И так глядит на тебя, будто она бог, царь и воинский начальник.
* * *
Но бывает, правда, и по-другому. Однажды даже сам не разобрался, как и что получилось. Поехал я в Витебск лес выписывать, зашел к каким-то маленьким сошкам. Говорю:
— Я из колхоза «Большевик».
Хохочут надо мной, смеются — гляди ты, чего захотел: лесу! И повторяют: «Лесу!» Да так, что даже сам можешь поверить и начнешь упрекать себя: «Ну и нахальство же у тебя, Садкович, — лесу тебе захотелось…»
Я тогда к начальнику управления. Не съест же он меня, думаю. Пришел и говорю:
— Я из колхоза «Большевик»…
Начальник вышел из-за стола, поздоровался за руку. Сесть мне предложил, сам сел. И не за столом своим длинным, а рядом со мною, на стул. Сидим, разговариваем вот так, как с тобой, — просто и открыто. Про колхоз расспрашивает, как строимся, интересуется.
— Лесу, я выписать хотел, — несмело говорю я.
Начальник взял мои бумаги, нажал кнопку — секретарша вошла.
— Оформите, пожалуйста.
И знаешь, пока мы еще несколько минут побеседовали, все уже готово. Возвращает он мне бумаги, а я и говорю:
— Мне куда-нибудь еще надо идти с ними?
— Нет, все уже сделано.
Я вышел, а потом даже назад вернулся:
— Скажите, а вы, случайно, не из нашей стороны будете?
— Нет, не из вашей, — отозвался он и спрашивает: — А почему вам так показалось?
— Очень уж вы со мной по-человечески обошлись.
Он усмехнулся и ничего не ответил. А потом я и третий раз к нему зашел — понимаешь, растерялся, забыл в те два первых раза даже спасибо доброму человеку сказать.
Вот так и ездит повсюду полномочный и полноправный представитель «Большевика» — непоседливый снабженец Владимир Садкович. Открывает двери приемных, а порой напролом, через крик секретарш, врывается в кабинеты и смело говорит: «Я из колхоза «Большевик». Садкович знает, что за ним такое огромное и такое необходимое богатство человека — хлеб. Потому что он, этот хлеб, щедро дает жизнь всем — и учителю, и шоферу, и космонавту. Начальнику управления и даже той самой секретарше, которая неприступной стеной стоит перед кабинетом.