После того как Василенка сняли с должности председателя колхоза, был я в своих Зубревичах. И те же самые люди, которые раньше зло говорили про него («довел, довел, пьяница, колхоз до ручки — что дальше будет, так и сами не знаем»), когда прошло время, когда отлегло от сердца, говорили уже совсем по-другому: «А что Василенок? Василенок был человек добрый. Это же люди плохие — не слушались его, не уважали. А он никого не наказал, никого не оштрафовал, никого не обидел…»
Человек, как видишь, по природе своей очень добр: пройдет время, и он готов простить многое…
Сначала мне казалось, что в «Большевике» все идет хорошо, гладко, за исключением каких-то мелочей. А как пригляделся, познакомился поближе — увидел, что и тут хватает своих забот, своих проблем, за которые болит твоя председательская голова.
От проблемы воспитания мы незаметно перешли к проблеме воды — в таких не запланированных заранее разговорах подобные скачки случаются нередко. Кстати, потом бывает очень трудно вспомнить, почему вдруг разговор зацепился за воду.
— С водою раньше у нас трудно было. Даже сюда, на Оршицу — за километр! — ходили из Андреевщины по воду. Зимою санки маленькие делали, летом — тележки: поставят бочку и загремели вниз. Вниз-то с пустым легко греметь, а вот с полным — как раз в гору подыматься. А кто и с коромыслом на Оршицу ходил — принесет пару ведер, а потом делит по капле, лентяй, весь день: это себе, это корове, это курам…
Знаешь, меня тоже всегда трогало, когда я замечал, с каким уважением и почтением смотрят старые деревенские люди на нашу городскую воду, которая сама пришла в квартиру — на второй, на пятый, на восьмой этаж. Просто покрутят кран, подставят палец под струю и будут приговаривать, будто еще не веря: «Смотри ты — вот и горячая побежала…» Мы сами — деревенские люди и потому хорошо знаем, что значит для крестьянина, да еще и в самой хате, вода. В хлевах ведь ее ждут и коровы, и свиньи, и овцы. Пока наносишь ее ведрами из колодца, пока понаставишь в огромных чугунах в печь, чтобы согрелась, а потом пока повынимаешь их — так, глядишь, и устанешь: даже плечи гудят.
— Теперь и мы водопровод по всей Андреевщине провели. Правда, на ту сторону, за дорогу, труднее было переносить, шоссе мешало. Не разрешали дорожники под ним трубы класть. Съездили в Минск, поговорили, объяснили — разрешили. А мы только трубу под насыпь пробили — да и весь тот страх. Но теперь и у Комара, и у некоторых других — как в городских квартирах все равно: открутишь кран — и, пожалуйста, подставляй ведро или чугунок — течет, дорогая… А вода, я тебе скажу, это же такое богатство, как и хлеб…