Вот отсюда и моя непримиримость. Я считаю, что прямота, если даже она и коряво выражена, — честь и достоинство человека, если целью жизни его является служение трудовому народу. И я не могу менять свои взгляды и свои стремления и свой труд на что-то во имя только своего личного или личного для кого бы то ни было. Советский строй для меня самое дорогое, самое разумное общественное устройство, и ему я отдаю все, на что способен».
Пишет девушка, окончившая сельскохозяйственный техникум и по направлению приехавшая в совхоз:
«Работать я начала бригадиром. Поначалу было очень трудно, не только физически — уставала от ответственности, от постоянной боязни что-то напутать, не так распорядиться, не так повести себя и тем самым повредить делу, обидеть людей, работающих под моим началом, и избаловать их тоже боялась».
«В общем, было не легко», — признается, она, но смотрите, какие высокие мотивы лежат в основе этого признания.
«И родные и подружки жалели меня и уговаривали, — продолжает она дальше. — «Брось ты такую работу. Перебирайся в город. Там тебе и асфальт, и театры, магазины, и любые развлечения по вкусу». Я соглашалась с ними, но… это в то же время означало унизить себя, расписаться в собственной слабости. Ведь интереснее делать свою судьбу, чем получать ее с наименьшими усилиями.
И все-таки я слушала все эти советы, и соглашалась с ними, и сама не понимала себя. И каждый промах в работе, и каждое разочарование в прелестях деревенской жизни — все подталкивало меня к измене самой себе. И я была очень близка к этому. Зато теперь я имею право уважать себя. И знаете, сколько сил дает такая, казалось бы, совсем не материальная вещь — такое ощущение!!! Все в моих руках.
Но честно скажу, что без директора совхоза, Евдокии Васильевны, я могла бы понять это слишком поздно. Ведь я подала ей заявление об уходе, и даже не одно. Она выслушивала меня и не отговаривала впрямую, но просто и доверительно разговаривала со мною по душам, не как официальное лицо, а как близкий и заинтересованный во мне человек. Именно эти разговоры будто бы «на равных», явная заинтересованность во мне не как в работнике, а как в человеке тронула меня и открыла мне глаза.
Мы много говорили о жизни, о людях. Она анализировала мой характер, рассказывала примеры из своей жизни. После каждого такого разговора у меня поднималось настроение, я чувствовала, что ответственность — не тяжкий труд, а почетная ноша, что от того, какой я буду сама, зависит не только моя собственная судьба, но и судьба и настроение тех, кто находится рядом со мною, в моей бригаде. Я поняла, что не имею права сдаваться, потому что все мы — люди, связанные как бы одной веревочкой, и упади один — может упасть и следом идущий.