Обо всем этом путешествии я не сказал бы ни слова, если бы в последних своих архивных изысканиях я не обнаружил в путевой тетради того времени следующую сделанную чернильным карандашом запись:
«17 марта 1920 г.
Наше время совершенно неправильно оценивается, как время перехода, замены буржуазной культуры культурой социалистической. Т. е. это правда, но только отчасти. Этот процесс есть только часть другого, более сложного и важного процесса — кризиса христианской культуры. Буржуазная же культура была только переходной ступенью, первой стадией разложения более глубокой, более обоснованной и более древней культуры — культуры христианской. Это разложение начала буржуазия. Она первая провозгласила права человека в области познания мира и в области устройства жизни человека самим человеком. В этом ее громадная заслуга перед человечеством. Но она не довела этого дела замены божеского человеческим до логического и необходимого конца. Она испугалась этого конца, так как освобождение масс от духовных цепей неизбежно влечет за собой и освобождение от экономических и социальных уз. Отсюда начинается перелом в настроении и философии буржуазии. Смелый штурм цитаделей религии ослабевает, и атаковавшие их умы сдаются и даже переходят на сторону противника. Начинается новый период реабилитации, реставрации бога, период богоискательства, смены материалистической и позитивной философии философией идеалистической. И только одно течение мысли в лице критической философии продолжало стоять на правильном пути раскрепощения человечества. Задача нашего времени — уничтожить все следы былого духовного рабства.
Одной из важных проблем в этой области является проблема этической жизни, жизни, согласованной с принципами этики.
До сих пор между этикой и жизнью было противоречие, которое происходило оттого, что принципам морали приписывалось божественное происхождение. И в области морали, как и во всем остальном, не было единства между принципами и жизнью. И здесь были люди, у которых была развита совесть до невероятных размеров. Жизнь дает нам таких людей, как Достоевский, Толстой, Гаршин, Гоголь. Все эти люди с гипертрофированной совестью, и с этой точки зрения они оценивают весь мир, не задаваясь вопросом о практическом осуществлении этих моральных принципов соответственно с реальными условиями жизни. Новая задача в области этики — согласовать принципы с жизнью, с практической работой».
Обо всем этом, конечно, нужно еще думать и думать, но сейчас для меня важно другое — откуда, как и почему в совершенно неподходящих условиях телячьего вагона родилась эта запись? Но она родилась, она документирована всеми признаками того времени и той обстановки. Так, непосредственно рядом с ней находится простодушная запись, сделанная тем же чернильным карандашом и размашистым почерком Никифоровны о том, как железнодорожное полотно вьется по обрыву между горами, возвышающимися над густыми пихтовыми лесами, как тяжело было нашему паровозу, как он сначала свистел и пыхтел, потом остановился, и весь поезд долго стоял, пока со следующей станции не пришел на подмогу другой паровоз.