Старшие что-то говорили Серафимовичу, но мы, молодые, только пожали ему руку и выскользнули в ночь, во тьму пресненских переулков, взволнованные и переполненные картинами и образами народной эпопеи.
Фурманов был с нами. Простившись с друзьями на Кудринской площади, мы шагали с ним рядом по тихой Поварской, по Пречистенскому бульвару. Он был молчалив и как-то необычайно грустен.
— Ну вот, Сашок, — сказал он тихо, — вот что значит мастер. Куда мне с моими «Таманцами». Придется сдать их в архив, считать незаконченным, а можно сказать, даже не начатым произведением. Для будущих исследователей творчества некоего весьма заурядного сочинителя, описателя гражданской войны Дмитрия свет Фурманова. Нет… Но как он Епифана Иовича изобразил. Ай да старик! Давно ничего подобного не слышал, а язык-то, язык-то какой! Ну да бог с ними, с моими «Таманцами», Саша. Есть еще у меня много о чем написать Есть еще порох в пороховницах. Да и «Мятеж» в двери стучится. Дай ему бог побольше здоровья, и побольше жизни нашему старику.
Особенно сблизился Фурманов с венгерским писателем Мате Залка.
Мате Залка нашел вторую свою родину в Советской России Он доблестно воевал на фронтах гражданской войны, награжден был орденом боевого Красного Знамени. (В 1937 году он легендарный генерал Лукач, командир Интернациональной бригады, погиб под Уэской на многострадальной испанской земле).
Они очень подходили друг к другу, оба эти краснознаменца Они познакомились в те дни, когда Фурманов писал «Чапаева», и жаркие разговоры о жизни, о боях, о творчестве продолжались иногда до самого утра.
«Писателем не могу считать себя раньше 1923 года, когда произошла моя встреча с Фурмановым», — говорил Мате Залка.
— Если вы спросите меня, — говорил он на своем не совсем точном русском языке, — что значит быть писателем-большевиком, помогающим каждой строчкой своей партийному делу, — я вам скажу: это значит быть Фурмановым…
«Железный поток» стал любимым романом Фурманова. Дмитрий Андреевич прочел этот роман, как только он был опубликован весной 1924 года в литературно-художественном сборнике «Недра». Роман прочей он залпом. Глубокой ночью разбудил меня телефонный звонок Митяя.
— Серафимовича читал?
— Что именно? И почему тебя это интересует именно ночью?
— Эх, ты!.. О «Железном потоке» говорю.
— Не читал. Слышал отрывки. На квартире старика. Вместе с тобой.
— Завтра приходи. Возьмешь у меня «Недра», узнаешь, что такое настоящая книга… Ну и старик! Поехать бы к нему сейчас, расцеловать. Вот как писать нужно.
На следующий день, вручая мне «Недра», Фурманов долго и вдохновенно говорил о достоинствах «Железного потока».