), а с другой – означает внешнюю холодность героини, которая нужна ей, чтобы примириться с обстоятельствами жизни”. И еще: подробно описывая будничную реальность, автор многое недоговаривает, оставляет смутным, туманным, пробуждая тем самым воображение самих читателей. Шарлотта здесь стоит у истоков импрессионизма и символизма в мировой литературе, не иначе. Мы, например, даже не знаем точно, сирота ли Люси Сноу, хотя, скорее всего, сирота. Когда она ребенком покидает гостеприимный дом своей крестной в Бреттоне, о дальнейших событиях автор пишет так: “Пусть читатель воображает, что моя жизнь в течение последующих восьми лет походила на сонное покачивание парусника в тихой гавани при безветренной погоде… Но в самом деле все случилось по-иному! Я, должно быть, упала за борт, или же в конце концов мое судно пошло ко дну… я знаю, что была буря, которая длилась не один час и не один день. Много дней прошло без солнца и ночей – без звезд. Собственными руками сбрасывали мы груз с нашего судна, над нами бесновался ураган, не оставалось надежды на спасение. В конце концов корабль затонул, экипаж погиб”. И дальше сразу идет скучнейшее реалистическое описание пребывания Люси у мисс Марчмонт в качестве компаньонки и сиделки: традиционные романтические образы Шарлотта словно опускает с небес на землю, вдребезги разбивает о прозу жизни. Мешает стили и понятия не хуже постмодернистов. И совсем уж не будет ничего романтического в описании жизни Люси в пансионе мадам Бек и ее отношениях сначала с доктором Джоном, а потом – с учителем литературы Полем Эманюэлем. Кстати, то обстоятельство, что первые умозрительны и мертвы, а вторые – драматичны и полны жизни, яснее ясного говорит о том, что на самом деле она испытывала к Джорджу Смиту и Константину Эже, которые послужили прототипами этих героев. А уж полнокровный, сложный и по-своему притягательный образ мадам Бек – вообще один из самых запоминающихся во всей литературе той эпохи, ничуть не менее яркий, чем Бекки Шарп Теккерея, Моби Дик Мелвилла или Эмма Бовари Флобера (все, кстати, появились в 1840–1850-е годы). Хотя, по сути, он имел мало общего с реальной мадам Зоэ Эже, вдохновившей Шарлотту на его создание. Тут уж она дала волю воображению – и клокотавшей в ней до сих пор ревности.
Ключом к пониманию “Городка” может стать отрывок из письма Уильяма Теккерея своей приятельнице Мэри Холмс. Летом 1851-го – как раз в это время Шарлотта начала писать роман! – мисс Бронте побывала в Лондоне и посетила лекции Теккерея, которые писатель давал лондонской знати и интеллектуалам в том числе для того, чтобы заработать на приданое своим дочерям. К тому времени Шарлотта была уже автором вызвавшего небывалый читательский интерес по обе стороны океана романа “Джейн Эйр”. Знакомство со знаменитым писателем вышло бурным и напряженным (со стороны нашей героини, конечно), и вот Теккерей пересылает ее письмо другу (оставим за скобками благородство такого поступка) со следующим комментарием: “Вы видите из письма Джейн Эйр, почему мы с ней не можем стать близкими друзьями? У нас была переписка – небольшая, и встреча, весьма горячая с ее стороны. Но в этой маленькой женщине бушует яростный огонь, он изнутри выжигает ее сердце, которое не подходит мне. У нее была своя история и свое большое горе, что не отпускает ее и является плохим попутчиком”.