на рю Рояль. Этот отель поразил Шарлотту своей необычностью и роскошью и стал прообразом Креси в “Городке”: “То был отель в здешнем понимании слова – целый квартал жилых домов, не гостиница – просторные, высокие здания. С огромной аркой над воротами, ведущими крытым переходом во внутренний дворик”
[10].
В семье Уилрайтов было пять девочек, и всех отдали в пансион Эже: заведение процветало. С младшими тремя Шарлотта занималась французским, а Эмили – музыкой. Старшая, Летиция, стала подругой Шарлотты на всю оставшуюся жизнь, именно ей она написала одно из самых последних своих писем в феврале 1855-го. Летиции же принадлежит бесценное воспоминание о сестрах, какими она увидела их тем бельгийским летом: “Высокая нескладная фигура Эмили, небрежно и плохо одетой, резко контрастировала с миниатюрной Шарлоттой, всегда выглядевшей аккуратной, опрятной и даже нарядной, хотя ее платья были ничуть не дороже. Эмили учила моих маленьких сестричек музыке четыре месяца, то и дело заставляя их горько плакать, – а ведь старшей из них было всего десять и младшей шесть лет. К счастью, в ноябре Эмили уехала домой и больше не возвращалась в Брюссель. Шарлотта была предана ей безгранично и всегда придерживалась самого высокого мнения о талантах сестры”. И, добавим, не ошибалась: стихотворения Эмили и ее роман “Грозовой перевал” по сей день являются самыми знаменитыми произведениями английской литературы, а милые сестры Уилрайт вошли в историю как раз благодаря тому брюссельскому знакомству.
Семейство Уилрайт в полном составе не просто прогуливалось по бульвару: они направлялись в Charles de Lorraine Palace – на проходящий раз в три года Салон, Triennial Art Exhibition, знаменитую художественную выставку. Конечно, они пригласили Шарлотту пойти вместе с ними. Конечно, она с радостью согласилась: сестры старались не пропускать такие события, но предпочитали посещать их не одни, а в сопровождении друзей или знакомых. Они все еще робели в Брюсселе: впрочем, застенчивой Шарлотта останется и тогда, когда весь литературный Лондон будет стремиться ее увидеть.
На выставке Летиция задержалась возле одной из картин: это был триптих под многозначительным названием “Жизнь женщины”. Сначала шло изображение невесты с потупленным взором, потом – счастливой матери с младенцем на руках, а завершала все картина безутешного супруга над могильным камнем.
– Смотри, Шарлотта, и это все, что нас ожидает?
– Да, если ты согласишься.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что более лицемерной и фальшивой картины я не видела. Замужество как венец жизни, биологическое существование, не берущее в расчет наши вкусы, желания, возможности, наконец. А те, кто в силу различных причин не удостоился счастья брака и материнства, – как быть с ними? Они уже не женщины, да?