От папы никогда не удавалось ничего утаить, даже если на то было желание.
— Мне показалось… Показалось, будто маркиза знает о происходящем куда больше, чем показывает… Она испугалась сильней меня, когда началась чертовщина с зеркалом. Словно знала, чего бояться.
Госпожа Де Ла Серта совершенно точно вела себя странно. Но если я не ошибаюсь, и ей действительно известно что-то, почему она ничего никому не рассказала, когда опасность для жизни сына стала уже очевидной?
— Как бы то ни было, — вздохнул отец, — молодого Де Ла Серта прокляли в моем доме. И поэтому это стало моим делом. Да и обе мои дочери по нелепому стечению обстоятельств влюблены в несчастного… Ну, заодно следует уберечь отношения с Иберией от неминуемой катастрофы, если все же наследник маркиза Альяло умрет на территории нашего государства по чужой злой воле.
Как легко для лорда Николаса Дарроу оказалось вписать происходящее в свою систему мира. Порой я даже завидовала этому его свойству. То, что для меня стало трагедией, ежесекундным страданием, для папы обернулось рутиной.
Ни капли патетики. Только практичность и здравый смысл.
— Ты умница, Ева, что явилась в дом Де Ла Серта под личиной цыганки. Так они никогда не доберутся до правды. А ты получишь свободу маневра и в качестве Чергэн, и в качестве благородной леди. Хорошо, что свои похождения ты настолько тщательно скрываешь.
А если бы не скрывала, то пришлось бы от них попросту отказаться. Навсегда. Или же отказаться от жизни леди Евы.
Батюшка меж тем продолжал:
— Меня изрядно смущает, что Теодоро не обмолвился ни едином словом о происшествии с зеркалом. Этот молодой человек болтлив сверх всякой меры и не стал бы что-то утаивать…
Я была полностью согласна с этими словами.
Теодоро Де Ла Серта, казалось, попросту не мог закрыть рот даже на пару минут. К тому же ему явно было присуще самолюбование, и звуками своего голоса младший сын посла наслаждался.
— Госпожа маркиза, вероятно, просветила сына, о чем следует помалкивать. А Мануэль и вовсе знает обо всем только со слов матери и брата… — задумчиво произнес отец.
Я кивнула, соглашаясь с подобным предположением. Теодоро… Он вовсе не производил человека, способного вести тонкую игру. Скорее уж он был просто придворным фатом.
Мануэль казался куда более серьезным… и глубоким. В нем я с первого взгляда почувствовала характер и волю.
— Значит, нам следует как можно больше внимания уделить не только сыну, но и матери… Жаль, допросить ее с пристрастием не получится… Этот дипломатический иммунитет подчас такая утомительная вещь.