Разумеется, Хаксли не поверил, что новый декан вот так запросто возьмет и исполнит свою угрозу. Первокурсник подорвался на ноги, обложил руганью и Лестера, и меня, и Уилли, а после выбежал из столовой.
— Минус один, — с довольной улыбкой произнес Купер вроде бы и тихо, но так, чтобы его слова услышали.
И вот это «минус один» произвело на собравшихся достаточно сильное впечатление, в том числе на оставшееся в столовой «шакалье». У них то ли не было крутого папы, то ли все-таки имелись мозги.
Убедившись, что провинившийся студент покинул «поле боя», преподаватель с видом невозмутимым и спокойным пошел за подносом, а после к стойкам раздачи. Декан, похоже, чиниться не собирался и просто планировал поесть в столовой среди студентов, а явился для борьбы за права сирых и убогих.
Смотрели на иностранца теперь странно, то ли с уважением, то ли с сочувствием и злорадством. Черт его знает, как именно Дин Купер умудрился вызвать все эти чувства одновременно, это не особенно меня интересовало. В этот момент я куда больше желала доесть свой обед, а заодно успокоить окончательно расклеившегося Уилли, который, кажется, едва не плакал.
Скорее всего, бедняге и на занятиях доставалось, и мне довелось увидеть только малую толику всех «радостей», которые по милости профессора Ласлоу получил ее отпрыск.
Я подняла опрокинутую скамью, подобрала свою сумку и снова устроилась напротив Уилли, который как будто стремился свернуться в один крохотный и совершенно незаметный комок. Вот только не с его ростом проворачивать такие трюки.
— Я не болен дебилизмом, — тихо произнес Уилли, не поднимая головы, — и кретинизмом тоже. Это неправда. Я читал свою медицинскую карту, там такого не написано.
Да уж, хорошо же встретил университет этого парнишку, если ему пришлось задаваться подобными не самыми приятными вопросами.
— Я знаю, Уилли, — со вздохом ответила я. — Чаще всего, когда люди называют кого-то дебилом или кретином, они просто пытаются оскорбить, а не озвучивают диагноз. И когда называют уродом, речь тоже частенько идет не об отсутствии красоты, а о том, что человек просто не понравился и его хотят обидеть.
Ласлоу поднял на меня совершенно больные несчастные глаза и пробормотал:
— Кажется, все вокруг только и занимаются тем, что друг друга обижают.
Да уж, не самое лучшее впечатление произвел большой мир на ребенка, только что вышедшего из заточения.
— Но есть и профессор Лестер, который не позволил обижать нас с тобой, — напомнила я о добром поступке нового декана.
Как бы ни мерзко было, но приходилось признать тот простой факт, что мошенник Купер поступил… даже благородно. Сразу бросился на защиту слабых и униженных, этакий народный герой.