.
Эмблематика и символика пронизывают воспоминания Н. П. Обыденные события подчас подаются в сакрализованном освещении (например, повторяющийся мотив потери и обретения обручального кольца). Разнообразно преломляется тема двойничества: сверстницы изображены Н. П. с нарочито подчеркнутым «ореховым цветом глаз», а ученики Гревса Карсавин и Оттокар в передаче мемуариста почти неразличимы в своем эстетизме, протесте против научной традиции и отрицании границы между Добром и Злом. На протяжении всего повествования развивается мотив игры: от самозабвенной рыцарской игры в отрочестве до трагических забав с мухами и пятнами сырости в камере-одиночке 1930 года. Эти черты воспоминаний Н. П. могут быть поняты в свете общей картины умонастроений его поколения. Значимость символистского мироощущения для Анциферова и людей его круга трудно переоценить. Не оно ли позволяло им снять напряженное противоречие между ценностями христианской культуры и реально наблюдаемым «разрывом связи времен»? О конкретных способах такого «снятия» свидетельствует диалог Н. П. с его будущей женой, записанный ею 25 апреля 1913 года: «”Я чувствую, — говорил Анциферов, — новую культуру, психологию и тип города, в ней — этой культуре — есть новое слово. Но она много разрушает. Я хочу пронести свою правду через эту культуру, не вне ее, не мимо, а через..."
Я сказала на это, — продолжает запись Т. Н. Оберучева, — что новая культура не может разрушить всего, потому что в нашей правде есть вечная истина. Новая культура разрушает только бытование, а не бытие; она нам не страшна. А нашу любовь она не может разрушить, потому что ей нечего возразить, а городская культура может разрушать, только возражая логически. Новая культура — футуризм, смелые бодрые задорные люди; новая литература. Она карикатурна? Она нова, поэтому и карикатурна»>9.
Отношения со «смелыми бодрыми задорными» и шире — с новым временем вообще — одна из центральных проблем российской интеллигенции XX века. Спектр статичных рецептов ее решения чрезвычайно широк: от «веховства» и «сменовеховства» до «перековки» и откровенного сервилизма. Трудно настаивать на исключительной состоятельности какого-либо из этих подходов. Быть может, то динамичное сочетание свободы и ответственности, с которым шел по жизни Н. П., более продуктивно.
* * *
Мемуарное наследие Н. П. состоит из семи частей. Первые пять («Детство», «Годы отрочества», «Prima vera», «В тумане утреннем» и «Петербургский университет») были в основном сформированы автором при его жизни. В шестую часть («На чужбине») были (отчасти уже посмертно) объединены отдельные мемуарные очерки Н. П., посвященные его заграничным путешествиям: «Норге», «Villa Schiller», «Париж», «По Италии в 1912 году (Caravano russo)» и глава о свадебном путешествии в Италию в 1914 г. Последняя (седьмая) часть описывает послереволюционные события и перепечатывалась, скорее всего, также после смерти Н. П. Тематически к этому комплексу примыкают фрагмент воспоминаний Н. П. о Гревсе в 1920-е годы