Надо сказать, что лукояновцы и Пугачевское восстание охотно поддержали. Часть из них была повешена посреди села «за преклонность крестьян к злодейской шайке и за намерение злодеев встретить хлебом и солью».
В царствование Екатерины Великой село Лукояново превратилось в уездный город Лукоянов. Нельзя сказать, что это было началом лукояновского процветания. Как был он похож на большую деревню… так и до сегодняшнего дня. Часть лукояновцев записалась в мещане, часть в купечество. В купцы записывались все больше, по недостаточности капиталов, в третью гильдию. Была бы четвертая – записались бы и в нее, но…
Каменный мятный пряник
Первые несколько десятилетий городской лукояновской истории протекли незаметно. Не происходило ничего. Хоть иди штурмом брать Арзамас или объявляй себя республикой. Даже куры по улицам бродили так же медленно, как и тогда, когда были сельскими, а не городскими. Вили веревки, плели лапти, рогожи, делали деревянные бадьи, тележные колеса, жгли уголь, шили армяки и поддевки. К царскому столу не поставляли, кроме поташа, ничего… Впрочем, веревки у лукояновцев выходили отменные и славились на всю губернию и даже за ее пределами, но посылать их к царскому столу все же не решились. Мало ли как могут понять в Петербурге…
В мае восемьсот шестнадцатого года, ровно через тридцать семь лет после того, как по екатерининскому указу Лукоянов стал уездным городом, он сгорел. Не весь, но на две трети. Из почти трехсот обывательских домов сгорело двести. Кроме домов сгорели деревянная церковь с колокольней, все хлебные магазины с семенным зерном, соляные магазины, в которых хранилось сорок шесть тысяч пудов соли, и цейхгауз с оружием. Пожар был в мае. Как лукояновцы пережили зиму семнадцатого года… Набились ли как сельди в бочки в оставшиеся дома или разъехались по окрестным деревням или рыли землянки… Ровно через год после страшного пожара, в мае семнадцатого года, сгорели оставшиеся дома и здания всех присутственных мест с документами. Хорошо еще, что пожарным удалось вытащить живыми из горящей тюрьмы арестантов. Как говорил по другому, но тоже печальному поводу персонаж одной из пьес Уайльда, «потерю одного из родителей еще можно рассматривать как несчастье, но потерять обоих похоже на небрежность».
Нижегородский губернатор, узнав о том, что Лукоянова больше не существует в самом прямом смысле этого слова, повелел перенести столицу уезда в село Мадаево в двадцати пяти верстах от пепелища. Лукоянов был разжалован в село, а Мадаево стало городом. Всем лукояновским чиновникам было предписано немедля переехать в Мадаево и там приступить к исполнению своих служебных обязанностей. Чиновники, не посмев ослушаться, переехали, но через восемь месяцев так запросились из этой лесной глуши обратно на родное пепелище, что написали прошение императору Александру Первому о том, что условий для их работы никаких, жить приходится в курных избах и козы, оставленные бабами без присмотра, жуют гербовую бумагу. Прошение было составлено так умело, что уже через четыре месяца пришел высочайший указ о возвращении столицы в Лукоянов, возвращении ему статуса уездного города и переезде из Мадаева всех чиновников. Мадаевских баб обязали внимательнее присматривать за козами, а вот нижегородского губернатора отставили. Вдруг выяснилось, что при нем в губернии расцвело мздоимство, и даже он сам был уличен в том, что во время войны с французом брал взятки за откуп от воинской повинности и присваивал казенные деньги от сиротского довольствия. То есть взятки-то он брал давно и расхищать начал тоже не вчера, но лукояновские пожары осветили всю эту его противозаконную деятельность таким ярким светом, что… будь ты хоть трижды губернатор, а связываться с чиновниками не стоит. Себе дороже выйдет.