Уже рядом с главной площадью Ди подняла голову и с любопытством – куда без него – наблюдала за приготовлениями к балу. Две улицы, подходившие к площади, были перекрыты металлическим забором, сделанным из стенок контейнеров. Вдоль еще одной улицы такой же забор выставляли какие-то рабочие из числа мусорщиков. Грателли распоряжался на площади у какой-то груды металла, в которой отдаленно угадывались будущие столы. Футбольная трибуна, где находилась ложа Судьи, преобразилась – она была задрапирована каким-то красным материалом вроде винила из тех же баннеров.
Грателли привел Эмму и Ди в контейнер, находившийся прямо под трибуной. Здесь им предстояло дождаться вечера. На столе стояли бутылки вина – целых восемь штук, на настоящей фарфоровой тарелке лежали кусочки консервированного ананаса, стояли банки с супами и рыбными консервами, банка с горошком, графин с водой, хлебцы из водорослей, вяленые томаты – видимо, с «Линкольна». Девушек оставили одних. Ди пить вино не стала, а Эмма молча откупорила бутылку и садила прямо из горла, даже не перекусив. Эмма быстро опьянела и из нее полилось все, о чем она молчала в последние дни, что держала в себе – как погибла малышка Мими, как у Джеральда поехала крыша, как ее грабили соседки-мусорщицы, а Джеральду было плевать, как она работала, давилась водорослями, как нашла подработку для Джеральда и как он, наконец, покончил с собой, и ей не дали с ним увидеться – точно, как с Мими.
– Хочешь сбежать с острова? – спросила Ди.
Эмма не слышала о плане Орландо, а если и слышала тогда, на футболе, то совершенно не восприняла. Эмма загорелась побегом, но ровно потому, что считала свою жизнь конченой. Побег в ее понимании был верным способом из нее уйти.
Тут в контейнер вошли несколько женщин, как на подбор – рыхлые, неаккуратные, с короткими колючими волосами, в одежде, по которой легко было угадать клан ремесленников – они обычно одевались разнообразно – можно было встретить сочетание настоящей тканевой одежды, или кофты из валяных волос, и пластиковые элементы. Женщины оказались чем-то вроде бригады костюмеров – они принесли с собой белые платья, украшения, туфли – все это в количестве гораздо большем, чем требовалось. Невест ожидала примерка. Одно из платьев оказалось настоящим, свадебным, и оно подошло Ди. «Будет королевой бала», – назначила ее одна из костюмерш. Позже в контейнер привели трех девушек, по всему виду местных, из разных кланов, но одного возраста – шестнадцати лет от роду. Именно после шестнадцатилетия на острове выдавали замуж. Отказаться было невозможно, то есть теоретически, конечно, возможно, но лишь если девушка пожелает начать свою взрослую жизни сразу с борделя и там же ее окончить. Таких энтузиасток, естественно, не находилось. Звали девочек Роза, Ханна и Шанти. Девочки были в восторге, ожидали от своей свадьбы какого-то чуда, безумного счастья, новых возможностей – и Роза с Ханной, двоюродные сестры, щебетали о вечере, пока Эмма и Ди за ширмой примеряли и подгоняли платья. Шанти вела себя скромнее, села в уголок и молчала. Роза с Ханной попробовали вино – впервые в жизни, и Ханна выплюнула его, а Роза, утверждая, что надо просто перетерпеть, потом будет весело, выпила бокал почти залпом.