Дом испарился, как кружка воды на камнях банной печки. Только вместо перегретого пара в пространство ушло облако плазмы — обжигающее и смертоносное. Чадили спаленные деревья вдоль дороги, красным светилось место, на котором раньше стоял дом, и в ушах надрывно, толчками звенело: Дззз….дззз…дззз… Кровь, наверное. Толкается в сосудах, стучит, несет кислород к одуревшему мозгу.
Секунду длилось оцепенение — и это, кстати, очень плохо. То, что это самое оцепенение вообще случилось. Уж я-то должен реагировать как надо! Что, под обстрелом не был, что ли? Разрыва снаряда стал пугаться? Черт меня подери…
Поворачиваюсь к карете и вижу — отец Анны прислонился к огромному колесу, изо рта у него течет крвоь. Перед ним кулями валяются порубленные, измочаленные трупы врагов. Но этих самых врагов еще много! Бегут, торопясь добить раненых!
А ранены все. В отце Анны торчат три стрелы — две в груди, одна в боку. Как он еще жив — совершенно непонятно. Как танк с пробоиной в борту — дымит, но башней ворочает и отстреливается от «бесов». Видел такое в Сирии.
Анна — стрела в левом плече. Ее мать — тоже стрела в плече. Но стоят — меч в руке, готовы к бою.
Сплетаю сразу два маленьких огнешара — прикидываю, что по мощности они будут как наступательная граната. Сплел быстро, буквально за секунду — это не гаубичный снаряд ваять! Швыряю в атакующих — просто, будто кидаю снежки. Мда…снежки…первый попал в здоровенного детину с рыжей бородой, заплетенной в косички. Ну вылитый викинг, черт подери! И откуда они тут взялись…
Бороде досталось. Как и остальным частям тела. А вот голова осталась почти целой! Она покатилась к ногам замерших в ожидании моих соратников, а все остальное до самых колен превратилось в…не знаю, во что оно превратилось. Просто не стало всего этого, да и все тут. Ах да! Руки еще уцелели — по локти. Одна даже еще подергивается на рукояти меча.
Я ему в живот попал. А вообще-то целился в грудь! Нехорошо-с. Двадцать сантиметров от центра мишени. Впрочем у меня есть отмазка — я привык, чтобы объект, который бросаю в цель, имел хоть какой-то вес, а у сгустка силовых линий веса нет. Вот и обосрамился. И неважно, что бросал левой рукой — я обеими владею совершенно одинаково.
Второй бросок пришелся точно в цель, и получился даже неожиданно успешным — сразу двоих. Шар прилетел в голову одному, рядом бежал другой — бах! И оба продолжают бежать без голов. А без головы, понятное дело, долго не побегаешь, и даже аэроплан не собьешь. («Голова отлетит, но тело сделает несколько шагов, прицелится, и выстрелом собьет вражеский аэроплан» Швейк)