Трудно с достоверностью утверждать, от кого исходил заказ на этот неприличный донос – из Тамбовской губернии, от кого-то из обиженных отцом местных начальников или из недр Союза писателей, оскорбленных его позицией «независимого», которую он с подчеркнутым вызовом занимал.
* * *
Для отца это был жесточайший удар, подрывавший его престиж известного писателя, привыкшего пользоваться почетом и уважением. Самое парадоксальное заключалось в том, что удар этот рикошетом сильнейшим образом ударил и по мне, чуть было не испортив всю мою дальнейшую жизнь. Мне предстояло на собственном опыте испытать незыблемость одного из наиболее гуманных постулатов нашей советской Родины, гласящего, что «сын за отца не отвечает». В это время я как раз закончила пятый курс филфака Московского университета, и Государственная распределительная комиссия должна была решать вопрос о моем трудоустройстве.
Под пологом цветущей липы в начале июня 1954 года мы с моей мамой сидели на скамье во дворе старого здания университета на Моховой и проливали горькие слезы.
Конечно, наши невзгоды на фоне масштабных катаклизмов, потрясавших страну, могли бы показаться незначительными, но мы с мамой чувствовали себя несчастными и беззащитными. Отец к тому времени окончательно ушел из семьи, да и у меня на личном фронте дела обстояли не лучше – молодой человек, который вроде бы до этого меня очень любил, после злосчастной публикации в «Комсомольской правде» исчез с глаз долой и не появлялся. И тут до нас доходит слух, что меня хотят направить учителем начальной школы куда-то в провинцию.
Для мамы, как и для меня, это была бы трагедия – я никогда не питала склонности к преподаванию, а поскольку уже вступила на литературный путь, начав печататься как переводчик, будучи еще на студенческой скамье, то именно с литературой связывала свои надежды на будущее.
И вот мы с мамой сидим на скамье под липами и рыдаем, и тут из дверей филфака появляется наш незабвенный Илья Ильич Толстой, руководитель нашей группы по изучению сербскохорватского языка и литературы, раздраженный и суровый до крайности, что делало его еще больше похожим на его великого деда, и говорит:
– Вам придется подписать направление, которое дает госкомиссия, иначе они вас изничтожат. Устроят грандиозный скандал, исключат из комсомола и выгонят из университета с волчьим билетом. Никакие мои доводы относительно ваших литературных способностей не помогли. Председатель госкомиссии так и сказал: «Яблочко от яблоньки недалеко падает! Вот пускай ваша такая способная выпускница и едет под Барнаул в начальную школу учить детишек русскому языку. Как вы думаете, справится она с этим почетным заданием?!»