И как-то мстительно посмотрела на меня, словно я протестовал. С её фигурой и личиком можно было добиться даже больше, чем просто попасть на обложку глянцевого журнала. Я бы тоже на её месте многого добился.
Мимо проехал совсем юный парнишка с дредами на черепке. Он высокомерно глянул на нас и на темнокожую семейку, словно был двенадцатым ребенком Боба Марли, хотя вряд ли слышал даже о Ли Перри. Провожая его взглядом вслед, я подумал, что любая идея, даже самая красивая, нужная и гуманная, может успешно продаваться и так морочить людям голову, что та превратится в мусорку, которую легче спалить, чем очистить. С этой мыслью я и появился на поверхности.
За несколько минут до полуночи я звонил в дверь старого приятеля. У приятеля было отличное настроение, он радостно встретил меня. Пританцовывая, он ходил по комнате и чуть ли не каждую минуту целовал жену в щечку. Они так хорошо ладили, что я даже забыл, зачем явился. Потом вспомнил.
Телефонная трубка была теплой, словно заждалась меня.
– Але, это прапорщик?
– Нет.
– Вам нужна семиструнная гитара?
– Нет.
– Странно.
– Ничего странного, ты уже восьмой, кто меня сегодня звонит. Если я узнаю, чья это шутка, то разобью ему об голову все гитары, которые скоро буду принимать в подарок.
– Ну, пока, – попрощался я и положил трубку.
Приятель выслушал разговор, посмотрел на меня, как на огородное чучело, а потом принялся угадывать и давать советы:
– Поругался с Ритой. На взводе. Все-таки следи за собой, а то не ровен час, до тебя не докричишься. Люди здесь сходят с ума быстрее, чем делают вдох-выдох.
– Лапа, беги скорей сюда! – позвала из комнаты его жена. – Наш сериал начался!
– Вот-вот, – сказал я.
– Хороший сериал, – усмехнулся приятель. – В английском стиле, много смешного.
– Конечно, – согласился я, – кто бы сомневался.
– Пошли, посмотрим.
Когда я сел перед телевизором, то чуть не взвизгнул от боли. Вот где уродовали мой мир! Вот где прятался враг, в этой чертовой штуковине! Она оставляла от жизни обрезки, вместо людей подсовывала кукол!
Приятель с подружкой в обнимку пялились в экран и смеялись, как дети. Не хотелось портить их идиллию, только поэтому я не стал накидываться на паршивый ящик. Сходил в уборную и сам убрался из дома.
На метро я опоздал. Впрочем, ехать никуда не хотелось. Везде неуютно, когда хочется катапультировать на другую планету. Я встал у спуска в подземку и закурил.
Ночь разрешила бродягам появиться на улицах. Они расползались вокруг, как насекомые, обретшие частичку разума. Им не нужны идолы, чтобы цепляться за жизнь. Один из бродяг, двигавшийся мимо, как сломанный заводной медвежонок, остановился и попросил сигарету.