закон не сможет устранить, потому что это было бы против наиболее фундаментальных законов общества, в котором афроамериканцы, наконец, осмеливаются требовать права на жизнь. В действительности афроамериканцы хотят исключительно разрушения этого общества. И проблема требуемого разрушения возникла сама по себе, поскольку негры стали использовать разрушительные методы, и переход к таким методам возникает внезапно в их повседневной жизни, представая одновременно наиболее случайным и наиболее объективно обоснованным. И это больше не проблема положения американских чернокожих, это проблема положения Америки, изначально поднятая чернокожими. Это не было
расовым конфликтом: чернокожие не атаковали белых, идущих своим путём, но исключительно белых полицейских, так же как чёрная солидарность не распространялась на чёрных владельцев магазинов или чёрных автовладельцев. Даже сам Лютер Кинг был вынужден признать в Париже в прошлом октябре, что границы его специальности были преодолены, заявив, что «это были не расовые бунты, но классовые».
Восстание в Лос-Анджелесе является восстанием против товара, против мира товара и рабочих-потребителей, иерархически подчинённых ценностям товара. Чернокожие Лос-Анджелеса (как и группировки юных правонарушителей во всех развитых странах, но более радикально, на уровне класса, полностью лишённого будущего, на уровне части пролетариата, которой даже не светят сколь‑либо существенные шансы на повышение и на интеграцию), дословно воспринимают рекламное изобилие в пропаганде современного капитализма. Они требуют немедленно все демонстрируемые и абстрактно доступные объекты, поскольку хотят воспользоваться ими. Поэтому они отказываются признавать ценность рынка, моделью, мотивацией и итоговой целью которого является товарная реальность, и который уже сам всё выбрал. Посредством кражи и подарка они обретают опыт, который одновременно изобличает угнетающую реальность товара (выявляя все её связи), как и саму её фабрикацию как весьма произвольные и ненужные. Разграбление квартала Уоттс было выражением наиболее грубой реализации ложного принципа «каждому по его псевдопотребностям», потребностям, предопределённым и созданным экономической системой, которую как раз отвергает это разграбление. Но вследствие того, что это изобилие воспринимается буквально, обнаруживается в настоящем и более не является бесконечно преследуемым в процессе отчуждённого труда и вследствие расширения различных общественных потребностей, подлинные желания сейчас выражают себя в карнавале, в игровом утверждении, в