), крайне левое крыло бюрократии выступило в его защиту, но довольно неуверенно. Деликатно атакуя государственный аппарат, они также играли и на его поле, стараясь противостоять невыгодным переменам в системе отношений между властными силами. И здесь снова бумедьенова критика полностью не права, осуждая эти элементы главным образом как иностранные, вредные для собственного пути алжирского социализма. Крайне далёкие от того, чтобы «строить теории ради самих теорий» («Эль-Муджахид»
>4 за 22 сентября 1965 г.), красноногие представляли собой жалкую смесь полной теоретической бездарности и контрреволюционных настроений, распространяемых неосознанно или с умыслом. Крайне далеки они были и от «рискованных экспериментов» по строительству на Алжирской земле затейливых утопий, и единственное, что у них было своего – это ошибки и враньё,
доказавшие свою сущность уже тысячу раз. Лучшие революционные идеи красноногих не были приняты не потому, что эти идеи пришли
слишком издалека, а потому что их повторяли
слишком поздно. Это вопрос не географии, а истории.
Ещё более своеобразную и более радикальную позицию в крайне левом крыле бенбеллистского госаппарата занимал Мохаммед Харби>5 – он был мыслителем самоуправления, правда, стал он им лишь по воле государя, в кабинетах власть имущих. Харби поднялся до самой вершины алжирской революционной мысли: до идеи самоуправления, но отнюдь не до её последовательного применения. Он прекрасно раскрыл её понятие, но не суть. Парадоксальным образом Харби был государственным теоретиком самоуправления, или скорее его придворным поэтом: не снисходя до практики, он воспевал самоуправление больше, чем осмыслял его. Государство самоуправления – этого логического монстра – Харби и – славил, и стыдил. Бумедьеновы танки на улицах означали рационализацию государства, что оно хочет раз и навсегда избавиться от смехотворных парадоксов бенбеллистского равновесия, от всякого стыда, и стать просто Государством. Харби, как мы видели, будучи безоружным пророком самоуправлений, не представлял, чтобы самоуправления могли защищать – себя – сами, отводя роль посредника в этом бен Белле. Но если Харби считал, что только бен Белла сможет уберечь самоуправление, кто сможет уберечь бен Беллу? Теоретик самоуправления пользовался защитой бен Беллы, но на чью защиту мог рассчитывать его покровитель? Харби полагал, что бен Белла, являясь воплощением Алжирского государства, будет всегда полностью поддержан населением, но при этом сам он поддерживал лишь его «хорошую сторону» (формальное признание самоуправления). В действительности процесс развивался по плохому сценарию: силы, придерживавшиеся противоположной оценки бен Беллы, оказались более способными к действию. Бен Белла был не решением противоречий алжирского общества, а лишь временно скрывшей их пеленой. История показала, что Харби и все, кто думал, как он, ошибались. Теперь, чтобы эффективно бороться с диктатурой Бумедьена, им нужно мыслить радикальнее,