). Но чтобы решать и контролировать, рабочие должны повзрослеть; им всем нужно взять всю власть в свои руки.
Научный оптимизм XIX века обрушился сразу по трём причинам. Во-первых, потому что гарантировал наступление революции как счастливого разрешения всех существующих конфликтов (заблуждение левых гегельянцев и марксистов; в среде буржуазной интеллигенции оно ощущалось меньше всего, хотя было наиболее ярким и в конечном счёте наименее обманчивым). Во-вторых, из‑за представления о том, что Вселенная, да и просто материя, подчинены логике. И в‑третьих, из‑за однобокого и подверженного эйфории взгляда на развитие производственных сил. Если разобраться с первым пунктом, то заодно разрешим и третий; и уже когда‑нибудь после найдём способ сладить и со вторым пунктом, чтобы он играл на нас. Нужно лечить не симптомы, а саму болезнь. Сегодня повсюду царит страх, и его не избежать без веры в собственные силы, в возможность самим разрушить всякое существующее отчуждение и любой ускользнувший от нас образ власти. И передать всё, кроме самих себя, в единоличную власть Рабочих советов, хранящих и ежеминутно воспроизводящих единство мира, иными словами, в руки истинно разумного порядка, новой легитимности.
В вопросах окружающей среды, «естественной» и искусственной, рождаемости, биологии, производства, «душевных болезней» и т. п. придётся выбирать не между благоденствием и несчастьем, но со всей ответственностью решать на каждом распутье: либо тысячи возможностей, счастливых ли, плачевных, но как‑то исправимых, либо небытие. Ужасающие варианты, из которых нам придётся выбирать в ближайшем будущем, оставляют нам единственную альтернативу: полная демократия или полная бюрократия. Тем, кто сомневается в такой демократии, стоит сделать усилие, чтобы увериться в ней, дав ей убедить себя уже по ходу; в противном случае им остаётся только купить себе могилу в рассрочку, потому что «Мы видели, что творит власть, и её творенья – её приговор» (Жозеф Дежак>4).
«Революция или смерть» – этот лозунг перестал быть лирическим возгласом возмущённой совести, теперь это последнее слово научной мысли нашего века. Оно справедливо и для угроз, нависших над всем человечеством, и для индивида, который не может просто куда‑то примкнуть. Хоть в нашем обществе, как мы знаем, постоянно растёт число самоубийств, специалисты вынуждены были признать, с некоторыми сожалением, что во время майских событий 1968 года во Франции их уровень упал почти до нуля. А ещё та весна принесла чистое небо, причём даже без специальных усилий, потому что сгорело несколько машин, а у остальных не хватало бензина, чтоб загрязнять воздух. Когда идёт дождь, когда над Парижем фальшивые тучи, помните – виной тому правительство. Отчуждённое промышленное производство приносит дождь. Революция – ясное небо.