– Наташка, ты там гляди, а то картошка подгорит – останемся без ужина.
– Ой-йой-йой, – залопотала Натали, и уже хлопочет у плиты, между делом, отрываясь от сковороды, подрезает к столу всякой всячинки, что принёс в дом рачительный муж.
– Это хорошо, брат Серёга, что ты остался, чтоб поздравить нас, выпить по глоточку горькой за наше счастье, – говорит Никита, чокаясь. – Я, кстати, очень опасаюсь людей серьёзно пьющих: с человеком, пристрастившимся к рюмке, общих дел лучше бы не вести, потому как подневольный он, пускай хоть и любезный.
– Не понял, – выпучил глаза брат Серёга и, так и застыв в нерешительности, недонёс свою стопку ко рту. – А ну-ка повтори, что сказал?
– Я говорю: много пить без повода – ума не иметь. А кто не пьёт по поводу да под хорошую закуску…
– Кто?! – часто-часто заморгал брат Серёга, при этом украдкой метая по сторонам настороженный взгляд.
Свою стопку с водкой так и держал он в руке нетронутой.
– Но ещё больше опасаюсь я… – говорит Никита, выпив, и ищет вилкой цели, куда бы уколоть и чем бы закусить, – боюсь тех, кто вовсе капли на дух не переносит – или же должен знать причины, по которым они сторонятся рюмки.
– И это правильно, – вторит зятю шурин.
Натали сунула Никите в рот солёного огурчика, и следом кусочек сала, которое как раз нарезала к столу.
– Во, блин, сказочный сервис, да, брат? – восхищается Серёга, наконец-то опрокинув стопку и накалывая вилкой солёный огурчик. – Я просто не узнаю сестры родной. Ты что с ней сделал? Точно подменили.
И получил шутя ухватником по затылку.
– Почему правильно, ты-то говоришь, не поняла?
– Да потому, что человека не узнаешь, хотя бы раз не напившись с ним на пару.
– А то ещё хворый какой, да? Или, может, зашитый? – подвела черту под бытовыми наблюдениями мужчин Натали.
И на стол легла подставка под горячее, а на подставку – сковорода с жаренной на сале картошкой с луком и грибами.
– Из общей поклюём, никто не против?
– О чём речь, – кивает брат Серёга. – Все свои.
Делает глоток и кричит:
– Горько, ой как горько!
Натали прильнула ненадолго к устам Никиты.
– Ты где такую горькую нашёл, а?! Беленькая, а горькая! Рот так и вяжет… Горькая-прегорькая!
И Натали была слаще мёда, и в течение всего ужина часто и подолгу целовала. Было, даже кормила изо рта в рот, а к концу недолгого ужина, когда брат Серёга предложил распечатать вторую бутылку, и вовсе перебралась к Никите на колени. Наконец, лукаво щурясь, шепчет брату – с каким там намёком?! Говорит прямо, без обиняков и стеснений:
– Ну, всё! Поздравил, выпил, поужинал – пора и честь знать.