В этот раз, все было иначе. Немецкие и австрийские советники не даром торчали в румынских штабах. С их подачи, были сформированы новые дивизионы тяжелой артиллерии и налажена поставка боеприпасов. И сейчас эта артиллерия старалась разрушить полевые укрепления, возведенные в течении последнего времени. Насколько удачно? Результат конечно был. Болгарским солдатам теперь приходилось вместо сна, целыми ночами восстанавливать то, что румыны разрушили днем. Были потери среди личного состава, хотя и не такие, которые можно было предполагать. Все-таки и наши советники не даром ели свой хлеб. То, что наработано было на Лужском полигоне, сейчас проходило проверку практикой. Теряли мы и вооружение. Но это было не критично, особенно в районе Варны. Во время затишья, нами был создан запас орудий, пулеметов, средств связи и инженерного имущества, которым быстро поступал в войска взамен поврежденного. Да и работу полевых ремонтных мастерских удалось наладить. Поэтому толку от многодневной артподготовки было мало. Гораздо больше было толку от воздушных бомбежек. Они приносили мало урона, но зато их психологическое воздействие было огромным. В числе санитарных потерь появились сошедшие с ума. Но все рано или поздно заканчивается. Закончился и этот кошмар. И как раз в этот момент, румыны и их советники допустили крупную ошибку. Называлась она "артиллерия разрушает, пехота занимает". Такую ошибку многие допустили еще во время войны в Америке. Артподготовка была зрелищной и именно это сбивало с толку. Казалось, что болгарские позиции разрушены окончательно и в живых там никто не остался. А значит – "В атаку! Виват!"
И эту атаку я лично наблюдал со своего НП в районе Варны. Стоило замолчать артиллерии, как танки и пехота поднялись в атаку. В ответ, ожили наши батареи и атакующим пришлось прорываться через первую линию заградительного огня. Было бы большее умение, можно было поставить и подвижный заградительный огонь. Но чего не было, того не было. Прорвавшись через первый рубеж ведения заградительного огня, танки и пехота продолжила атаку, а вновь заговорившая румынская артиллерия попыталась вести контрбатарейную борьбу. Безуспешно. Позиции большинства вражеских батарей нам были известны. А потому, наша тяжелая артиллерия быстро переключилась на новую задачу и начала последовательно обрабатывать огнем одну позицию за другой. В этом деле я воспользовался методом, который в мое время применили войска Ленинградского фронта.
Там, в условиях блокады, для артиллерии фронта был установлен лимит: расходовать не более десяти снарядов в сутки. Вести контрбатарейную борьбу с такой нормой расхода было бесполезным занятием. Все изменилось после того, как фронтом стал командовать генерал-лейтенант Говоров. Он и продемонстрировал, как можно давить вражескую артиллерию с таким мизером. Были организованы корректировочные посты, имевшие связь со всеми батареями, которые находились в его зоне ответственности. А это примерно три сотни стволов. Стоило немецкой батарее подать голос, как в ответ следовал залп из всех имеющихся стволов. Засечь координаты вражеских огневых позиций, в условиях позиционной войны было не трудно. Теперь представьте себе, что творилось на немецких огневых, когда одновременно прилетает три сотни снарядов. Как правило, нашим хватало одного залпа, чтобы подавить огонь четырехорудийной немецкой батареи. Десять залпов – подавлено десять батарей. И это на одном участке. Здесь, под Варной, у меня было меньше орудий, но зато не было проблем со снарядами. А потому, хватало и восьми десятков стволов на один корректировочный пункт.