Узлы (Черкасова) - страница 55

– А кто он? Из хипстеров поди?..

– Бабка, что у вас там за жаргон?

– Это не у нас, это у вас… А мы так просто… в тренде стараемся быть… Всё же зеркало! Но не суть важно… Ты мне про своего ненаглядного лучше расскажи!

– Ох, он такой трогательный, такой ранимый…

– А хуй у него длинный?

– Ну бабка!

– А чего? Я вчера на порнохабе залипла, наверное, часа на три… Теперь никак опомниться не могу!

– Он у меня стихи пишет! – мечтательно заговорила кастелянша.

– О-о-о, всё ясно! Ни гвоздь забить, ни кран починить! Не трать время, тебе семью создавать надо! Деток рожать! Часики ведь тикают, женский век короток, кто тебе стакан воды в смертный час подаст?.. Что там ещё-то? – старуха зашуршала, закопошилась. – Тьфу ты, методичку забыла! Впрочем, не суть важно, как говорится… Значит так, внученька, давай… всё бросай и лезь сюда… У нас тут поставки добрых молодцев с 2014 года возросли… Хотя… сейчас опять спад… Ну ничего… Мы с теми, кто уже прибыл, сговоримся!.. А парни-то все… ох!.. Молодые, крепкие, красивые! Чернявые и русые, усатые и бородатые, плешивые и с чупрунами… Есть русофилы, а есть русофобы… Одним словом, на любой вкус!.. Поступают, конечно, и с дефектами… А как же без этого? Впрочем, на тебя только такие и позарятся…

Старуха выковыряла свою дряхлую руку из зеркала и схватила кастеляншу за грудки. Студёный ветер подул из мрачной зеркальной хляби. Кастелянша вцепилась в дряхлую конечность и принялась отдирать её от себя, старуха завыла волком. Кастелянша разжала скрюченные пальцы и отпустила бабкину руку. Рука рухнула на исцарапанный стол, опрокинула гранёный стакан с освящёнными свечами, из морщинистых лохмотьев кожи высунулась плечевая кость, кровь взбрызнула трижды и заструилась умиротворённо тоненьким ручейком, закапала неслышно на пол.

– Бабка? Что же я наделала! – завыла кастелянша и лицо её вмиг сделалось мокрым. Мрачная хлябь вновь принялась стягиваться к центру складками, морщиниться, тужиться, оставаясь недосказанной. Пламя свечей вдруг взбудоражилось, затряслось, заволновалось. Воздух сделался мертвецки пьяным. Зеркальная поверхность звучно треснула, и из скорбной дыры повалили чумазые мужики в исподнем. На их руках лопалась кожа, из прострелянных щёк торчали языки, по ногам хлопали вывалившиеся из вспоротого живота кишки. Мужики загрохотали жестяными вёдрами, опрокинули стремянку, разворошили скирды газет и журналов и взялись с удовольствием обливаться из канистр, баллонов, баков и бутылок маслянистой жидкостью цвета липового мёда.

– Ня, посмотли моими глязками!