Перед тем как подняться к себе на третий этаж, я еще какое-то время простоял во дворе под оборванным и наполовину осыпавшимся деревом. Я смотрел на наш застекленный балкон. В окнах горел свет. Начинало темнеть. Пахло осенней сыростью.
Моя прогулка заняла несколько часов. Я думал, что отчим уже, наверное, уснул перед телевизором. Мать приготовила ужин и, скорее всего, не садится есть, а ждет меня. Я вдруг почувствовал к ней какую-то теплоту. Я понял, что давно не говорил, как сильно ее люблю. Может, вообще никогда…
Вот такая сегодня получилась запись. Немного печальная. Наверное, так на меня влияет погода.
Продолжают тянуться унылые школьные будни. На улице резко похолодало – умерло последнее дыхание лета. Ледяной острый ветер норовит оцарапать лицо или сбить с ног, а потом волочить по земле в неизвестном направлении в свою страну ветров. На самом деле страна ветров – это здесь. Не зря в городе понастроили заводов. Высокие трубы-исполины нависают над домами, а дым из их отверстий – иногда серый, иногда желтый, а порой черный как нефть, – уносится в сторону от города, подгоняемый суровыми осенними ветрами. Выделения из труб оседают в ближайших деревнях, которые еще не успели погибнуть от рук двадцать первого века. На моем районе – он на самой окраине и представляет собой что-то среднее между деревней и городом – иногда тоже чувствуется мерзкий запах протухших яиц.
Сегодня я проснулся раньше обычного – приснился какой-то мерзкий, отвратительный, вязкий сон, будто я блуждаю по школе, а все расступаются передо мной. Я подхожу к группе школьников – они разбегаются. Я вхожу в полный класс – они выходят. Я пытаюсь с кем-то заговорить – он отворачивается. В бешенстве я хватаю его за плечо, резко дергаю на себя, но вместо лица вижу пустой целлофановый пакет.
Я проснулся в ужасе, чуть ли не с криком. Первое время казалось, будто тело парализовало – поэтому я не кричал. Постепенно я пришел в себя. Хотелось залезть под кровать и не идти ни в какую школу. Я ее вдруг так возненавидел, что, когда щелкнул выключатель, загорелся свет и мать, не входя в комнату, крикнула: «Кирилл, вставай», – я чуть не зарыдал от отчаяния. Потом я сидел за партой, пялился в пустоту красными невыспавшимися глазами и думал, как бы не сдохнуть прямо в школе.
Моя соседка по парте почти никогда не отрывается от айфона. Там благодаря фронтальной камере отражаются ее большие вечно удивленные глаза. Я стараюсь не смотреть на нее, чтобы лишний раз не раздражаться. Я отворачиваюсь к окну, где в тонкое стекло стучится голая ветка дерева. Я не хочу видеть ее надменное лицо и вздернутый от чрезмерного самомнения нос.