Шаровая молния (Елизаров) - страница 121

Вот как бы рассказал об этом сам Алексей Вершинин – он смутно помнил свою бабушку, но несколько эпизодов с ней крепко врезались в его память:

«Отец с матерью всегда рассказывали мне о своих родителях почему-то только на их поминках. Моя бабушка по линии матери умерла, когда мне было три. Бабушка с дедушкой были крестьянами. В самом лучшем смысле этого слова. Они были не похожи на других, хотели жить лучше и достойнее. Они сделали все, чтобы их дети продолжили путь к совершенству – семейная традиция как ни крути. Родители приняли эту эстафету. А теперь моя очередь встать на еще одну ступень вверх, чтобы и мои родители увидели мою силу и самостоятельность – достойное продолжение нашего рода. Но я почему-то всегда прикручивал к этому делу слова «пока не горит», хотя иногда позволял себе помечтать о будущем, которое когда-нибудь наступит и у меня, светлое и богатое… Частично оно у меня уже есть. Правда, эти мечты часто погружали меня в прошлое. И часто мне виделись всего лишь несколько сцен…

Моя бабушка сидит на скамеечке возле подъезда – я не вижу ее, а лишь слышу ее старческий голос с хрипотцой. Я, маленький, сижу на ее широких коленях и смотрю в сторону детской площадки, где играют детки. Мне так тогда хотелось сорваться и побежать туда, поиграть с ними, порезвиться, но бабуля взяла меня обеими руками за пояс и не отпускала. Она лишь говорила мне, наблюдая за детьми, какой у каждого из них характер и как сложится их судьба в грядущем – она это определяла точно. А не отпускала меня к ним, объясняя это так: мол, ты, Лешенька, будешь другим, будешь отличаться от этих детей, будешь выше и лучше их всех вместе взятых, поэтому играть с ними тебе не нужно.

Или, например, стояли мы с ней как-то в очереди в магазине. Я вообще был капризным и избалованным, но когда проводил время со своей бабушкой, то был спокоен и сдержан, чувствуя, видимо, ее закалку, строгую натуру и мудрость. Так вот, мы стояли в очереди – бабушка возмущалась вновь взлетевшими ценами, а потом у прилавка, ближе к кассе, где резали и взвешивали мясо, баба Влада (так я ее называл) брала меня на руки и на ушко мне шептала, глядя на продавщицу, на сколько та обвесила или обманула очередного покупателя.

При этом она всегда вспоминала ушедшую в прошлое советскую систему. Помню, почти всем, кто пытался ее обмануть, или тем, чьи действия не нравились бабуле, она злобно (даже матери с отцом) говорила, что они сейчас собственноручно разрушают коммунизм, который она вместе с миллионами других граждан строила десятки лет до этого смутного времени. Это произошло в случае с водопроводчиками, которые пришли на квартиру к бабушке и сделали все сикось-накось – так она не только отсчитала их, на чем свет стоит, но и потребовала с них возместить ущерб. Деваться этим двум безруким шалопаям было некуда.