Записки графомана (Седякин) - страница 2

*******

Наркоманы, подсевшие на ещё не синтезированные наркотики, сутенеры, сдающие в аренду человеческие души, воры, вынужденные просить милостыню, и писатели, пишущие от руки. Здесь считается плохим тоном, если у тебя нет собственной пишущей машинки.

– Вы пишете от руки? Какое хамство!

В местном портовом притоне негде жопы уронить. Битком моряков и прочей швали. Девочки с верхнего этажа просятся на коленки к мужчинам в широкополых шляпах, дымящих сигарами и судорожно печатающих, печатающих на своих портативных вапро и телетайпах, транскрибаторах речи. Потные и безжалостные официанты разносят выпивку, а бармены протирают стаканы и разливают, разливают и разливают. Какое-то время назад быть писателем было невыгодно и даже очень опасно; теперь же это стало новым суперпопулярным занятием для мудаков, наркоманов, воров и продавцов с черного рынка.

Использование методов автоматического письма, то есть потока свободных ассоциаций, дает возможность предсказывать будущее. Только не в том классическом понимании, в котором преподносят это гадалки и уличные пророки. Влияет ли напечатанный текст на окружающую меня действительность? Да, конечно. Или же он написан под диктовку этой самой действительностью? И это тоже. Ну а что же тогда главенствует в таком случае? А разве это важно? Важнее, что напечатанный текст имеет отношение к вещам, которые только произойдут, и которые обычный человек не в состоянии увидеть или предсказать. Я не удивлюсь, если пророк на самом деле гадал не на кофейной гуще, а на методе нарезок Гайсина.

Вечером у меня была запланирована встреча, но я на нее попросту не пошел. Я опоздал на последний паром, отходящий в Санта-Монику. На телефон отвечать было бы в моем случае крайне безалаберно, и я сбрасывал раз сто. Каждый раз, когда телефон начинал вибрировать у меня в кармане, я с закрытыми глазами должен был достать языком до кончика носа и только потом сбросить. Для меня это превратилось в некий ритуал, и как жить дальше без него я не представлял. Прохожие на улицах вели себя сдержанно и даже слегка побаивались меня. Таким макаром я добрался до таксофона, но у меня не оказалось мелочи. Тогда я нырнул в оживленный поток на углу Лексингтон-авеню и Сто двадцатой. Никто меня не преследовал, я встал у местного гей-клуба и через витрины наблюдал за прохожими. Некоторые из них были похожи на следопытов. Например, тот мужичок с мультяшным гульфиком и собачонкой. Или молокосос в курсантской форме, который подошел стрельнуть сигу. Сбоку у него на ремне болталась фляга – сто пудов не с минеральной водой. Глаза его были зеркальными. Или ещё была шлюха, которая тоже за радость прицепилась и начала домогаться до меня на предмет угостить ее по минимуму выпивкой, забуриться в дешманский мотель, а дальше дело за ней. Денег у меня не было. Вернее, я точно этого не знал, так как опасался наткнуться на жучок, если полезу в бумажник. Они не должны прознать, что я их раскусил, пусть лучше думают, что я у них на крючке.