У бабушки была небольшая пасека, семей 40-50, два домика фанерных, разборных, один был оборудован под кухню, а другой под спальню с двумя кроватями, для меня и бабушки, когда кто-то приезжал к нам, то ложился на полу, если много человек, то даже на кухне и под брезентовым навесом, натянутым между домиков, на раскладушках. Когда были сильные ураганы, то ветер срывал крыши и уносил. Помню, маленький сижу, читаю, на улице ливень страшный, бабушка со своим третьим мужем, окапывают домики, чтобы не затопило. Раз и нет крыши, надо мной небо со свинцовыми тучами, молнии сверкают, и ливень заливает постель, подушки, книги. Я кидался сразу спасать книги. А муж бабушки, бежал ловить крышу, поймает и несёт над головой, а ветер порывами сдувает его в сторону – он взлетит, отлетит пару метров, спустится на землю и опять бежит с крышей, пока новый порыв ветра не налетит. Дождь мог лить, не переставая, неделю, поэтому пасеку ставили всегда на холме. Когда дождь переставал, шли купаться на волнах, вода после шторма была грязной, а волны огромными.
Каждый раз, когда начиналась гроза Бабушка выглядывала, не белеет ли парусник на горизонте, у неё был друг Вадим, и каждое лето он вместе со своей женой в шторм на надувном паруснике переплывал озеро, а шириной оно 60 км. Как-то раз была сильная гроза, одна из самых сильных, крышу срывало постоянно, даже ночью сорвало один раз. И во время этого шторма приплыл Вадим с женой, они сильно ругались несколько дней, пока у нас гостили, потому что Вадим летал на дельтаплане и сломал обе ноги, на них были надеты аппараты Элезарова. Он не мог управлять парусником, а болтался и кричал своей жене, что надо делать, своими спицами постоянно дырявил борта, те сдувались, и его жене приходилось клеить дыры и подкачивать их, она сильно перепугалась, думала, что погибнут. После этого они развелись и перестали к нам приплывать. А пока они у нас гостили и ругались, мы с Егором возили Вадима в тележке на берег, стелили утепление, чтоб мягко было и катили по ухабистой дороге. Потом его ноги стали опухать, им пришлось уехать, больше я ни Вадима, ни его жену не видел.
Бабушка была не единственным пчеловодом на побережье, неподалёку были ещё пасеки. Родители Егора стояли ближе всех к нам, бабушка дружила с ними, а я с Егором, в городе мы с ним не виделись, но зато на Иссык-Куле каждый день проводили вместе, строили шалаши, (как я выше уже писал) собирали дикие яблоки, облепиху и барбарис. Мы давили ягоды облепихи, смешивали с мёдом и разбавляли всё это с водой, получался отличный облепиховый сок, оранжевого цвета. Конечно же помогали работать с пчёлами, Егор родителям, я бабушке. Задача моя была простая – дымить дымарём, пока бабушка доставала рамки и просматривала, искала матку, обрезала соты с трутнями, подсиливала слабые семьи расплодом, забирая его у сильных семей. Но самое трудное было – это качка, обычно к нам кто-то приезжал на помощь, мы весь день трудились, я в основном в домике, обрезал запечатку с рамок, специальным изогнутым ножом, засовывал их в медогонку и крутил 60 мотков в одну сторону, переворачивал и 60 в другую. Сложность заключалась в том, что быстро крутить нельзя – можем вылететь расплод, и останавливать надо плавно, иначе рамки порвутся. А ещё приходилось следить за ведром в которое сливался мёд, я иногда упускал и мне за это здорово попадало, но я был не в обиде. Понимал – за дело. В общем мне нравилось работать в «будке» – так мы называли пчеловодный домик, я слушал музыку, обрезал рамка, собирал прополис и маточкино молочко, ел соты с мёдом. Пчёлы меня практически не доставали, они там, снаружи буйствовали.