И, хлопнув рукой по карману, куда спрятал книжку Бебеля, Сыромолотов простился с Надей и Нюрой.
На прощанье он сказал номер телефона "Пале-Рояля" и условился насчет свидания на другой день.
IV
Казалось бы, что в комнате сестер студенток после ухода шумоватого художника должна была воцариться тишина и с этажерки на стол, где только что пили чай, должны были перейти толстые книги Буслаева и Веселовского. Но книги оставались на этажерке и тишина не воцарялась.
Приезд художника-затворника в Петербург был непостижим для Нюры и совершенно невероятен для Нади, и в то же время Надя считала необходимым делать один за другим выговоры младшей сестре за то, что она позволяла себе вольничать с известным художником, точно он молодой человек и явился, чтобы пригласить ее в театр.
- Да откуда ты взяла, что я вольничала с ним? - защищалась Нюра. - Это ему, напротив, вздумалось вольничать!
- Что ты, с ума сошла? Когда же он вольничал? - изумилась сестре Надя.
- А зачем он меня по головке вздумал гладить?
- Да он вовсе и не думал гладить, что ты, во сне это видела?
- Однако же гладил! А ты, может быть, оттого и злишься, что не тебя!
- Что у тебя там в голове делается, не понимаю!
- И понимать нечего! И ничего не делается! Это у тебя в голове что-то делается, а совсем не у меня!
- И почему-то вдруг высунулась с "мертвым шагом"!
- Что же тут такого? Ну и с "мертвым", - подумаешь, обида какая! Все так говорили, вот и я сказала!.. Он и действительно так ходил: пять шагов пройдет и станет и на всех смотрит, как сыщик какой... Вообще ты сама не знаешь, к чему бы придраться, а только придираешься ко мне зря!
И тут же, мгновенно, глаза Нюры переполнились слезами, и Надя призналась себе, что младшая сестра ее, пожалуй, права по-своему, хотя она сама считала ее в чем-то виноватой, и это ничего не значило, что не удавалось вложить ее вины в какие-то точные слова.
Трудно было ей и понять, почему Нюра чувствовала себя с этим большим художником гораздо свободнее, чем она сама, однако она пыталась понять.
- Конечно, - говорила она уже более отходчиво, - ты в его мастерской не была, да и вообще к живописи у тебя нет никакого призвания, и для тебя решительно все равно, что Сыромолотов, что какой-нибудь маляр, который вывеску для парикмахерской стряпает...
- Не воображай, пожалуйста! - прерывала ее сквозь слезы Нюра. - Не хуже тебя понимаю, а только...
- Я, конечно, не млею перед ним, а ты млеешь.
- Как это "млеешь"?
- Так, очень просто... Я ведь заметила это, не слепая.
- Конечно ж, я его уважаю... Я его и должна уважать, а как же еще, когда я перед ним просто девчонка?