— Да. Твой дядя и Лаисса скоро присоединятся к нам.
Дядя? Мне даже немного полегчало. И правда, что он мне может сделать? Я вздернула подбородок и подала ему руку для поцелуя, моля Великую Мать, чтобы это приветствие закончилось раньше, чем меня стошнит, или чем я упаду в обморок, несмотря на духи от мамы Кэс. Оказаться беспомощной рядом с этим человеком мне бы совершенно не хотелось.
Иртон стиснул мои пальцы и поднес к губам, задержав чуть дольше, чем требовалось.
— И да, ко мне ты можешь прийти хоть в мешковине, я все равно помню, какая ты в чулочках — проворковал он.
Были бы мои волосы свободны, встали бы дыбом. Ведь я сообразила, где именно он мог меня такой увидеть.
— Зеркало в салоне было двухсторонним. Ты смотрела на себя, а я — на тебя, пояснил о и коснулся губами моей руки
Я внутренне вздрогнула от прикосновения прохладных, отчего-то немного влажных губ. Наконец, Иртон выпрямился, но вопреки ожиданию, мою ладонь не выпустил, а потянул на себя, вынуждая шагнуть с портальной площадки. Затем резко остановился, всматриваясь мне в лицо.
— У тебя тут что-то…
Большим пальцем свободной руки, он стер варенье с моего лица и. Сунул его себе в рот, довольно причмокнув. Меня замутило, я потянула руку на себя, и отступила назад.
— Пожалуйста, прекратите! — получилось твердо и даже немного угрожающе.
— Ты первая это начала, — только и усмехнулся Иртон. — А я просил тебя нормально одеться.
Мне осталось только недовольно сопеть, злясь на себя.
— Перемирие? — Иртон поднял открытые ладони вверх, демонстрируя, что не собирается больше хватать меня за руки и все такое. — Идем за стол.
Он пошел первым, по пути комментируя, откуда были привезены эти ковры и вазы, какой архитектор спроектировал это крыло и кем были подарены эти подлинники Викельангело, что висят по стенам. Кажется, дом и правда был богатым и красивым, местами даже роскошным, но это меня никак не цепляло и не заставляло пересмотреть свое отношение к жениху.
А шли мы уже долго. Я даже начала подозревать, что вся эта экскурсия и рассчитана на то, что если не запутать меня так, чтобы я не нашла путь к выходу, то уж точно, чтобы затмить роскошью глаза и бросить в объятия такого состоятельного жениха.
— Это я с отцом на приисках, мне тут семь. Правда, прелестный ребенок?
Хозяин дома сделал очередную остановку, показывая мне фото в рамочках на стене. Их было много, и на каждой присутствовал он.
И на каждой из них он мне не нравился! Не семилетним гаденышем с капризным выражением лица, ни двадцатилетним студентом первого курса с самодовольной рожей и падающей на нее густой челкой.