Канатоходец (Миронов) - страница 29

– Ху изит? – раздался веселый голос, у меня отлегло от сердца – идиот.

– Это Лена с "Экватора", я звонила…

Щелкнул замок, Мики дернул дверь на себя, Дима схватил мужика за бороду и поволок в комнату, на грохот выбежала женщина в халате.

– В чем дело?!

С одного удара упала и осталась лежать. Я проверил остальные помещения туалет, ванна, еще две комнаты – пусто. Мики сидел на табуретке, ноги на туловище женщины. Двинул ей каблуком по затылку.

– Не скули, блядь.

Я залез в холодильник, нашел бутерброды, запил молоком. Андрей сблевал под стол.

– Что со мной…

Я знал, что с ним, и с нами. Тоже иногда блюю по утрам, будто беременная баба и не узнаю себя в зеркале – наши лица давно деформировались от вечного ожидания "царствия небесного".

Он пошел по квартире, я остался на кухне, сожрал еще пару кусманов жаренной рыбы из сковородки… машина въехала во двор, еще одна. Я на лестницу, глянул вниз, кисти рук хватают перила, много людей идут, скорее всего, сюда. Я обратно в квартиру, дверь на все замки. В комнату, где Ян с хозяином. Мужик стоял на коленях, очки на полу, Дима держал его за скрученный на кулак воротник, баба в шубе смотрела в окно.

– У нас гости.

Все уставились на меня. Звонок громкий, как пилорама, Мики что-то выронил в коридоре, женщина на кухне заорала. Яновский выдернул у меня из кобуры ствол, навел в лицо той, что пришла с нами.

– Вот на хуя?!

– Витя, что ты?!

Если это было кино, я бы заржал. Грохнул выстрел, баба упала в угол, брызнув мозгами на стену. В дверь яростно забарабанили.

– Ну! И?

Ян ткнул в десны пистолетом бородатому, тот совсем рассыпался, упал, завыл. Он ничего больше не скажет, пора уносить ноги. И тут мы услышали, как заплакал ребенок.

– Что это?

– В соседней комнате, – говорю, – спит ребенок. Спал…

– Где?

– Там.

– Очень заебись. Тащите этого на кухню.

Мы поволокли бородатого к жене, пришел Ян с ребенком на руках.

– Мой хороший…

В дверь стучали всеми конечностями, лбами, так казалось, звонок не умолкал. Младенец плакал, соска в углу рта, как мы сосем сигарету. Дима включил две конфорки на плите, запахло газом. Я так никогда не узнал, зачем он это сделал. Да я вообще не понимал что происходит, кто эти люди, зачем мы здесь.

У мужика фантазия работала лучше, он побежал обратно в комнату.

– Да-да-да…

Дима пошел за ним, пиздюка отдал матери.

– То-то же.

Я выключил плиту. На лестнице тоже притихли. Все, пиздец, сейчас полезут в окна.

Ошеломительный залп протаранил наши барабанные перепонки, я оглох, мне даже показалось, что посыпалась белая пыль с потолка. Мужик сидел на кровати, непослушными пальцами перезаряжал охотничье ружье, он что-то пел, какую-то песню на английском языке. Тело Димы Яновского лежало в черной, мгновенной луже собственной крови, глаза навеки удивленные, в груди дыра. Мой пистолет рядом на полу. Я на прощание хлопнул рукоятью мужику в лоб, со всей дури, что бы он умер на час, полтора. Мики уже распахнул дверь черного хода. Бегом, бегом, бегом. Мики грохнулся, я споткнулся об него, пролет кувырком, блядь! По карманам – все на месте. Выглянули в окно – чисто, никого. Выбежали на проспект, пошли спокойно. Мики сказал: