— Начнем, товарищи.
Даник придвинулся поближе к нему, обхватил руками колени и наклонил голову, приготовившись слушать. Тишка не шевельнулся. Он, как и прежде, лежал на животе, подперев голову руками. Ладони закрывали щеки, рыжеватые волосы, лоб, и Саша видела одни глаза, большие, оттененные ресницами, усталые, как у ребенка, превозмогающего сон, и грустные. У Толи, наоборот, глаза были ясные, веселые, пламя свечки, горевшей у его ног, отражалось в его зрачках странным, будто живым, огоньком.
— Прежде всего — о самом главном в нашей работе… — начал Толя несколько официально и торжественно, но тут же окинул всех довольным взглядом и, понизив голос, сообщил: — Радостная новость, хлопцы: Старик установил связь с партизанами!
— Ну-у? — вскочил Тишка, сел, и глаза его заблестели. — Как? Где?
А Саша подумала: «Значит, есть кто-то посолидней, кого они называют „стариком“. Кто же это?»
— Не имеет значения, Тихон, как и где… Главное, что связь есть. Будет! Мы должны послать в отряд своего человека и договориться о постоянном контакте. Старик скажет, куда идти.
— Я! — горячо прошептал Тишка. — Меня…
— Погоди, — остановил его Толя. — Я думаю, лучше пойти Даниле. Нам с тобой есть другое задание. Первое задание от партизанского командования… Оно вынесло приговор человеку, выдавшему фашистам раненых партизан. Нам поручили выполнить этот приговор…
Саша поняла, что надо кого-то убить, покарать смертью, и ужаснулась: вдруг когда-нибудь такое задание дадут ей, а она… она не сможет убить человека.
— Кто? — спросил Тишка, и глаза его погасли, а губы передернулись как от боли.
— Лесничий.
— Наш? У него четверо детей! — вырвалось у Саши.
Лесничий был чужой для нее человек. Она познакомилась с ним недели две назад. Он приехал вечером и умолял принять роды у его жены. Саша не хотела, даже боялась ехать в лес. Но лесничий был такой растерянный, да и Поля, обычно осторожная, шепнула, что надо ехать: лесничий всегда пригодится.
Измученная родами женщина, тихая и ласковая, когда все благополучно окончилось, попросила повеселевшего мужа: «Лексей, ты ж отблагодари докторку как следует… Не скупись». На прощание он положил ей три больших куска старого сала. И Саша, которая там, на работе, обижалась, когда ее пытались чем-нибудь отблагодарить, взяла сало. Она брала его не для себя, а для всей семьи, сидевшей на одной картошке. Все это мгновенно встало перед ее глазами и ярче всего — дети, мал мала меньше, не разобрать, где старший, где младший; три пары глазенок, вечером, когда ребят отправили в другую комнату, испуганных, а утром, когда они узнали, что у них есть новый братик, удивленных. Дети, которые завтра станут сиротами. Она лучше чем кто бы то ни было знает, как это тяжело и страшно: сама росла сиротой и сама теперь мать…