— Кто такой? — приблизившись, гаркнул он недружелюбно хриплым голосом, ткнув пальцем в Олеся.
— Личный представитель рейхсамтслейтера Рехера, — поспешил ответить Тарханов и остановил подводу. — Кстати, его родной сын…
«Балаганщика» будто кнутом стеганули по ягодицам. Слегка подскочив, он щелкнул каблуками, вытянулся, поднял зачем-то к козырьку толстую, словно валек, ладонь, а вот отдать рапорт или хотя бы представиться у него явно не хватало находчивости.
— Товарищ Процько, как мы его именуем в рейде, — пришел на помощь «балаганщику» Тарханов. — Пан Рехер лично определили мне его в заместители… Кстати, я могу поделиться вестями, которые вы привезли?
— Если находите необходимым.
Подхватив «балаганщика», двинулись по лесной просеке. Тарханов потихоньку начал излагать своему заместителю предложенный центром план ночной операции, а Олесь от нечего делать что-то напевал себе под нос. И одновременно внимательно прислушивался к беседе между «пугачами». Не проклюнется ли в их голосах нотка сомнения?
— Так это же нам дар небесный! — вдруг так огрел себя по коленям кулачищами «балаганщик», что даже кони всполошились. — Наконец настоящее дело подворачивается! А то носимся как полоумные по селам да языки чешем…
Вскоре добрались до запустелого лесного хуторка. Олесь еще издалека заметил целый обоз замаскированных ветвями возов, коней под навесом с драной кровлей, а вот ни одной живой души даже напоказ не было. «Пугачи» то ли спали, то ли разбрелись куда-то.
— Прошу предоставить мне возможность связаться с центром, — заявил Олесь Тарханову, как только они въехали на подворье давно покинутого жилища. — Я должен немедленно связаться с «Виртшафтом»…
Князек понимающе закивал головой и направился в небольшую, похожую на баню рубленую каморку, темневшую за высоким бурьяном. Разбудил там прыщавого человека неопределенного возраста и приказал выйти в эфир. Тот без единого слова надел наушники, включил рацию и начал что-то поспешно выстукивать ключом. А Тарханов вдруг надумал переобуваться. Его явно интересовало, что будет передавать этот приблуда в Киев. И как же он был разочарован, когда Олесь велел радисту зашифровать лишь одну, абсолютно непонятную фразу: «Распускаются пригожие розы». Однако помещения не покинул.
Наступал кульминационный момент. Как и предвидели они с Ксендзом, именно он должен был обусловить общий успех или провал всей операции. Если центр под Змиевым валом откликнется на позывные «пугачевского радиста» и своими указаниями подтвердит слова Олеся, у Тарханова безусловно рассеются какие бы то ни было сомнения и дальнейшее течение событий пойдет по заранее определенному руслу. А вдруг радиоигра провалится? Что, если Парменов по каким-нибудь причинам не сумеет выйти в эфир? Или неправильно зашифрует текст ответа?… Но все тревоги Олеся оказались напрасными. Через несколько минут радист начал принимать и записывать целые россыпи цифр, а чуточку погодя радостно доложил: