Уже совсем развиднелось, когда конная разведка доложила: со стороны Малина приближается обоз каких-то подвод. Олесь заметил, как у Тарханова зловеще сузились глаза, шнурком вытянулись побледневшие губы. Будто гончая, кинулся он на околицу села, где по обочинам улицы были размещены засады. Олесь — следом за ним. До боли в глазах всматривались они в сиренево-сизую мглу на горизонте, однако, кроме двух пароконных подвод на обочине полевой дороги, никакого обоза не заметили. И подводы эти сиротливо стояли, брошенные погонщиками.
— Что бы это должно означать? — ни к кому не обращаясь, спросил Тарханов.
— Сейчас узнаем. Дробаха, коня! — рявкнул адъютант, обращаясь к одному из разведчиков.
Не становясь ногой в стремя, он легко вскочил в седло и, огрев гнедого, крикнул на ходу:
— В случае чего прикройте огнем!
Один Олесь знал, что адъютанту не понадобится огневое прикрытие, потому что партизаны по приказу Ксендза, оставив на видном месте эту приманку, сразу же возвратились к Змиеву валу.
И в самом деле, минут через пятнадцать адъютант с гиком и присвистом пригнал подводы в село. Пугачи всем скопом бросились потрошить груз на телегах. С удивлением они обнаружили там бурку, рюкзак с харчами, а главное — ящики с взрывчаткой под брезентом.
— Вот это трофеи! Вот это улов!.. — послышались выкрики. — Точно, партизанское имущество!.. А ну, присмотритесь-ка повнимательнее, братва, может, большевики с перепугу и штаны оставили…
Олесь подошел к Тарханову и сказал негромко:
— Не нравятся мне эти трофеи. Боюсь, что калашниковцы заметили нас и обошли село стороной.
У того конвульсивно задергалась левая щека. Он изо всех сил рявкнул на «пугачей», приказал своему заместителю проверить боевые порядки, а сам, насупленный и хмурый, быстро зашагал назад. Лег на бричке, заложил руки под голову и уставился в чистое небо. Какие мысли его сейчас обуревали, Олесь, конечно, не ведал, однако интуитивно чувствовал: что-то насторожило, зародило сомнения у князька.
— Немцы! Село окружают немцы! — внезапно разрезал тишину исступленный крик где-то на околице.
«Слава богу, начинается, — так и запело все в душе Олеся. — Теперь словаки никого отсюда не выпустят…»
— А это что означает? — будто с цепи сорвавшись, подскочил к нему Тарханов.
— Вероятно, то, что они преследуют калашниковцев, которых прозевали ваши лопухи.
Не успел Тарханов принять какое-нибудь решение, как где-то возле телег щелкнул одинокий выстрел. И почти в тот же миг вокруг всего села застучали винтовочные выстрелы, а справа и слева, захлебываясь, застрочили пулеметы. В этот адский клекот вдруг вплелся панический крик: