— Непременно, — пообещал Мессия.
— Скажите, — неожиданно для самого себя добавил он, — знакомо ли вам такое название — Саграбал?
Слово это всплыло совершенно бессмысленно и безотносительно к беседе. Он не знал, что оно означало, и, судя по недоуменному взгляду Патриарха, тот не знал тоже. Алексий мог и не отвечать.
Мессия встал — попрощались они тепло, оба понимали, что подумано и решено было во много раз больше, чем сказано вслух, и лишь впоследствии эта беседа начнет влиять на процесс принятия решений.
— Я все чаще думаю о Христе, — сказал Мессия, — и готов, в принципе, принять последнюю версию.
— Вы имеете в виду…
— Именно.
— Было бы хорошо, — задумчиво сказал Патриарх, — если бы вы сказали об этом во всеуслышание.
— Я подумаю, и Создатель просветит меня, — произнес Мессия.
После ухода Патриарха секретари, воспользовавшись минутной передышкой, принялись записывать те крохи информации, что перепали их напряженным мозгам непосредственно из мыслей, носившихся в воздухе комнаты. Мессия сидел, закрыв глаза и погрузившись в раздумья. Потом повернулся к Яакову, отвечавшему за контакты с министерствами.
— Мне нужно, — сказал он, — знать, прилетела ли вчерашним рейсом Эль-Аль из Москвы женщина с ребенком. Женщину зовут Людмила. Фамилия… нет, точно не знаю и потому не хочу тебя путать. Это возможно?
— Конечно, — сказал Яаков и отстучал запрос в компьютер Бен-Гуриона.
Саграбал, — подумал Мессия. Красивое название. Знать бы еще — что оно означает. Почему эти два слова пришли на ум одновременно — Саграбал и Людмила? Что, однако, происходит там — в мыслях, которые даже и мыслями еще не стали? Будто два человека во мне одном. И тот, невидимый, куда умнее, тоньше, понятливее, чище даже… И тот, в глубине, знает что— то о Дине. Я знаю, что он знает. Потому я не бьюсь головой о стенку. Не рву на себе волосы.
— Людмила Купревич, — сказал Яаков, — с сыном Андреем, десяти лет.
— Да, — сказал Мессия. Теперь он знал. В том числе и то, что произойдет через несколько часов.
* * *
— Твой папочка будет удивлен, — повторила Людмила, поправив на плече ремень от сумки. — Не отходи от меня далеко. Ох, как он удивится!
Она понимала, что прежде, конечно, нужно будет отыскать в этом Израиле, сейчас больше похожем на стройплощадку Вавилонской башни, своего сбежавшего мужа. Точнее — бывшего мужа. Но проблема поиска не представлялась ей столь уж существенной. В современном государстве учет граждан должен быть на высоте. В еврейской стране — подавно. С некоторых пор Людмила ощущала свою причастность к еврейскому народу, и поначалу решение переехать на Землю обетованную объясняла именно этим неожиданным для нее самой чувством сопричастности. Пять лет жизни с Ильей ни к чему подобному не привели — напротив, когда ее раздражение достигло той стадии, за которой единственным выходом оставался развод, она думала, что все отрицательное в характере бывшего мужа идет от национальной склонности к снобизму, самолюбованию, преувеличению собственной персоны.