Людмила прислушивалась к себе и ощущала толчки, будто ребенок шевелился в ее чреве, и, как десять лет назад, она не понимала, чего он хочет, и было ей сладко и страшновато. Это Андрей. Людмила не сомневалась, что невидимая связь между нею и сыном не прервалась с его уходом, только поэтому она смогла выдержать, знала, что нужно не метаться, но — ждать. И только потому не сошла с ума, когда вслед за сыном ушел Мессия. Она чувствовала, что потеря не окончательна, скоро придет и ее черед отправиться следом, этого момента она ждала, стоя у окна и глядя на редкие розовые облачка, освещенные заходящим солнцем и похожие на свиные хвостики…
По телевидению показали, как в Москве люди выходили из домов и шли в сторону Красной площади — большинство налегке, но многие катили тележки, несли тяжелые сумки. Во многих городах Европы и Америки происходило то же самое. А здесь, в Израиле — это показали еще днем, — люди шли в Иерусалим, шоссе номер 1 стало похоже на живую ленту. Молодые шли пешком, не оставив проезда для транспорта, а стариков везли по старой дороге через Бейт— Шемеш…
Люди Кода были похожи на леммингов, бросавшихся в океанские волны. Они действительно казались закодированными — зомби, как сказал комментатор индийского телевидения. Людмила смотрела репортажи по восьмидесяти каналам, и это слово на фоне живых лент, тянувшихся к Стене плача в Иерусалиме, на Капитолийский холм в Вашингтоне, к Собору святого Петра в Риме, к Эйфелевой башне в Париже, на центральную площадь в любой деревушке Европы и Америки, это убивающее все живое слово «зомби» запомнилось Людмиле просто потому, что остальные слова англоязычных комментаторов остались непонятными.
Почему я не со всеми? — спросила она себя. И сама же ответила: потому что жду сигнала. Андрей или Мессия, а может, и Илья— первый должны позвать меня.
Ей принесли ужин. Официант — бородатый, в кипе, и не такой уж молодой, с трагическим блеском в черных глазах — поставил перед Людмилой поднос с салатами и куриным крылышком, помедлил у двери и, наконец, решился сказать:
— Госпожа, Дом Мессии пуст. Исход начался. Мы прежде всего слуги Всевышнего, а потом…
— Я знаю, — сказала Людмила. — Но я не могу уйти со всеми…
— Я знаю, — в свою очередь подтвердил хасид. — Я лишь хотел сказать, что холодильники на кухне полны, и еды хватит надолго. Есть свет, идет вода… Я… все мы… очень надеемся, что твое одиночество не затянется, и Он позовет тебя.
— Скажи мне, — Людмила хотела дотронуться рукой до этого человека, может быть, последнего, кого она видела, но не сделала этого — хасид не понял бы жеста, счел бы его кощунством, — скажи, тебе не жаль оставлять все это (она неопределенно повела рукой) и уходить неизвестно куда… неизвестно зачем… а здесь все останется тем, кто не воспринял Кода, и земля станет другой, и эта страна тоже. Так трудно было строить государство и так легко покидать?